Признаюсь, все смотрящие девушки были обескуражены. Когда мы закончили просмотр и спустились покурить, перед нами возник курящий и притихший Ёбцев. На его лице застыл румянец, и мы поняли, что он просмотрел шедевр еще до нас и прямо сейчас решает, как ему быть с этим знанием.
– Вот почему ты не пошел обучаться стриптизу? – шепнула я Юре. – Сейчас бы уже покорил Ёбцева.
Но у Веры было все же больше шансов. К тому же, как я уже говорила, она была породистой борзой, и мысленно я ставила на нее.
Шло время, кипели чувства, лил дождь, и в августе внезапно случился какой-то офисный праздник. Вера, естественно, взяла организацию на себя. И что это была за организация? Шикарный стол, костюмы, танцы, а к закату торжества – прогулка на лимузине по городу для желающих. К этому моменту добрая часть сотрудников была отвратительно пьяна, остальные либо разъехались, либо продолжали догоняться. В итоге в лимузине оказались Вера и Ёбцев.
История умалчивала о них вплоть до самого утра, когда Ёбцев с Верой приехали нарочито разными путями и в разное время. Но самыми примечательными были их лица – на них было выражение глубокой задумчивости.
– Точно переспали, – заявил Юра, докуривая свою первую утреннюю сигарету.
– Вовсе не факт, – с видом знатока сказала я, – возможно, только стриптизом закончилось.
– Что он в ней нашел? Тощая, наглая, – разошелся Юра.
– Ну она тощая и наглая.
До свадьбы оставалась неделя, Ёбцев не чесался, Вера грустнела и, чтобы развеяться, занималась стриптизом. В день перед тем днем, когда все пришло в движение, она тренировалась на высоченных шпильках и, немного не рассчитав поворот, кувыркнулась с высоты добавленного роста. Тем же вечером Вера оказалась в больнице с переломом лодыжки, а у Ёбцева родился сын.
P. S. Через месяц Веру выписали. Она вышла замуж за мускулистого парня и съездила на Канары. Там она познакомилась с Вовой, с которым у нее завязался роман. Через пару месяцев Вера развелась. Скоро они с Вовой поженились, и они уже много лет счастливы в браке.
– Коньяку?
– Наливай.
– А может, водки?
– Можно и водки. И пивка потом шар-рахнуть.
Такой разговор происходил около девяти утра в рабочий понедельник в конференц-зале строительной компании, в которой я трудилась последние полгода.
– Тысяча чертей! Не «Кур-рвуазье», – с сожалением констатировал голос.
– Привет, Миша! – сказала я.
– Ку-ка-ре-ку-у! Костей принес, щен-нок?
– Принесла. – Я достала из пакета куриные кости и по одной начала их протягивать в клетку болтливому попугаю – серохвостому жако. Каждую кость он аккуратно брал лапой и клевал страшным кривым клювом.
– «Зенит» – чемпион! – заговорщицки сказал он и добавил чуть бодрее: – Ур-р-ра!
– Любишь, футбол, Мишенька?
– Кто болеет за «Зенит» – тот богат и знаменит! Кто болеет за «Зенит» – у того всегда стоит! – эмоционально прокричала птица.
Попугай Миша Боярский жил здесь уже восемь лет. В конференц-зале, утопающем в зелени, у него был огромного размера вольер с различными развлечениями – ствол дуба с ветками и дуплом, качели, несколько насестов и кольца. Ответственная сотрудница следила за его рационом. К слову, он был исключительным. Орешки, многообразие семян и зелени. Но самой большой слабостью Боярского были куриные кости. Каждый день кто-то из сотрудников приносил ему их, а к вечеру на полу вольера образовывалась кучка из недоеденных костей, которая напоминала о жилищах людоедов.
– Тысяча чертей! – внезапно сказал Миша, хватая клювом последнюю кость. – Не «Кур-рвуазье».
– И в самом деле, – согласилась я.
Наша компания строила целые кварталы домов – и муравейники, и малоэтажные районы. Я попала сюда по блату, меня привел один из начальников одного из отдела продаж на непыльную работу пиарщицы. Надо сказать, что у нас, как в любой приличной российской компании, отделы продаж с их начальниками множились чрезвычайно. Один только Мерфи смог бы разобраться, по какой такой невиданной причине это происходило. Подозреваю, в какой-то момент руководство уставало бодаться с наиболее настойчивыми торгашами и всучивало кому-нибудь из упорных должность начальника в придачу с отделом. Впрочем, как они множились, так и вымирали.
Владелец – сорокапятилетний Семен Алексеевич – был человеком спокойным, но четким. Он правил тихо, но жесткой рукой. Однажды, например, Семен Алексеевич продемонстрировал самый действенный из виданных мной способов борьбы с опозданиями, закрыв в девять утра дверь здания изнутри. К половине десятого у входа собралась толпа жаждущих занять свои места сотрудников. Все они были впущены, но депремированы. Больше никто не опаздывал.
Читать дальше