Принятые указания мешали работать, но никак не запрещали модельерам экспериментировать. Рассматривая модели с того ракурса, с какого они обычно видны на показе зрителям, Зейналов не мог пропустить в одеянии Луковой то, что позднее породило целое направление в индустрии женского белья.
Автор легинсов с дыркой между ног наверняка в детстве носил такие же колготы, как Тома Лукова. Длинные и худые ноги девчонки, с пяти лет выше ростом, чем любая из сверстниц, можно было надеть лишь разорвав их у основания. Но то, что было посмешищем товарищей, умудрившихся заглянуть школьнице под юбку, стало важным рабочим инструментом будущей звезды подиума.
– Ты, – ткнул Зейналов на Тамару, забывшую обо всём, – ползи сюда!
– Я? – удивилась школьница, глотая откушенный кусок яблока, не прожевав.
– Ты, ты. Встань! Покрутись! Да, не Збарска, это точно, – вздохнул он, но тут же осёк себя: – Но это и к лучшему. Нашей конторе Регины не нужны. Наклонись! Что у тебя с гибкостью? Ходить хочешь?
– Я?
– Последняя буква в алфавите! Марш за кулисы переодеваться! – указал модельер на штору и крикнул помощнице, той самой, что была дочерью врача: – Волосы ей заколи, чтобы не торчали, как пакля. И румян побольше наложи. Брючный костюм надень. С батником. Да, с батником, говорю, и навыпуск. Навыпуск, ты не ослышалась. При таких ногах даже ночная рубашка будет подвенечным платьем. Иди по дорожке прямо! – махнул худрук через несколько минут Томе, переодетой, напудренной, но всё с той же копной волос. Их не удалось просто так убрать даже под резинку – волосы были упругими и к тому же дико вились мелкими колечками.
– Шляпу на неё надень, – приказал Зейналов, но, посмотрев, покрутил головой: – Не надо шляпы. Как пугало получается. У тебя цыгане в роду были? – спросил он, глядя пристально. Тамара набычилась. Дед по отцу действительно был кочевой гитан. От него и отец вышел смуглым, и внучке достались махровые ресницы, мохнатые брови и волосы чёрные и как пружина.
– Не знаю, – предпочла она соврать, краснея и наливаясь слезами. Расспрос напомнил ей допрос из фильма про немецкие концентрационные лагеря, где цыган и евреев убивали первыми. Но худрук ответил вполне доброжелательно:
– Плохо, что не знаешь! Родословную знать нужно хотя бы до четвёртого колена. Мои вот – предки Чингисхана. Да не реви ты. В следующий раз причешем тебя получше. Надя, про желатин ты поняла, да? – кивнул он помощнице. Та жестом уверила, что всё будет нормально. Мужчина подошёл к Тамаре, потёр волосы между пальцев, словно гриву у базарной лошади, кивнул на подиум: – Вперёд!
– Я не умею, – попробовала канючить Лукова, но Геннадий Камильевич только махнул рукой:
– А они – что? Умеют? Бездари! Иди учись, чтобы стать такой же.
– Я не хочу.
– И я не хочу, детка. Но есть такое слово – надо! Какого… тебя природа наделила такими ходулями? Иди, говорю!
И Тамара пошла. Сначала неуверенно, спотыкаясь и по привычке подтягивая брюки, как сползающие колготки. Затем, уже переодевшись и наслушавшись рекомендаций тех самых «бездарей», живо и с приплясом, а после крика медленно и чувственно, как просили. То, что в пятнадцать лет Лукова уже прекрасно знала, какие из движений женского тела не останутся для мужчин незаметными, очень скоро превратило её проходы по подиуму в настоящие эротические спектакли. И если прежде Зейналов категорически запрещал моделям прикасаться к его шедеврам, теперь аскетичной брюнетке было позволено и стягивать разрез блузки с плеча, и теребить подол платья, задирая его до середины бёдер. А уж на показе нижнего белья длинноногой лани позволялся абсолютно любой вывих из программы. Грудь, талия и бёдра модели Луковой, выточенные природой по классическому стандарту 60-40-60, играли с тонкими шелками лифов и трусов такие штуки, что вызывали райские радости даже у безнадёжных импотентов и грешные мысли даже у самых убеждённых семьянинов.
Стас держал успех Тамары в узде и вдохновлял жену, разделив обязанности по дому с любимой тёщей. У неё молодожёны поселились сразу после свадьбы в 1978 году. Кроме хорошего заработка и славы, работа в Доме моды на Вернадского, куда окончательно приписали модель, позволяла им надеяться на то, что однажды у них будет своя квартира. Так и случилось: в начале 1980 года в связи с предстоящей в Москве летней Олимпиадой указом Моссовета Тамаре Луковой, как ведущей манекенщице Зейналова, выделили служебную квартиру. На том же Ленинском проспекте. Совсем неподалёку от маминой. И вовсе рядом с местом работы. Дом, построенный по типу общаги, стал тем семейным гнёздышком, куда в конце этого же 1980 года Стас внёс кулёк с родившейся Олечкой. Все последующие квартиры и дома, а они, благодаря стараниям мужа и отца, чередовались и увеличивались в размерах, не вспоминались Тамарой с такой теплотой, как первая.
Читать дальше