Александр Сгонников - Грешник

Вот и пришлось матушке, на сносях будучи, из города бежать. От хулы и от позора подальше. Да только беда ещё и в том была, что отца моего из семинарии с позором выгнали, и накрылась его карьера котлом медным. Осерчал тогда купец пуще прежнего и выслал за матушкой погоню. Денег посулил, чтоб убили её. Да вот от погони матушка ушла. Добрый человек помог. Спрятал её в лесу, а потом в горы увёл, в деревеньку Богом забытую.

Там я на свет и появилась. Но и тут матушка моя горя хлебнула, ибо родилась я уродливой, с горбом на спине и «заячьей губой». Дитя греха, не иначе. Матушка меня, само собой, возненавидела за то, что я ей жизнь своим появлением испоганила, но не бросила. Растить стала, потому что грех на душу брать не захотела.

Как я росла, господин Охотник? Да так и росла, ровно как сорняк – никто меня не любил, сторонились все. Ни друзей, ни близких. Матушка моя в деревенском трактире работала посудомойкой. Там она к вину и пристрастилась. Выпьет, бывало, и начинает меня метлой по дому гонять. «Уйди», – кричит – «отродье греховное, с глаз моих долой!». Я и убегала, куда глаза глядят. Так и жили мы, пока мне лет семь не исполнилось.

Вечером как-то сидели мы с матушкой дома, она вино пила, я горницу подметала. Как вдруг дверь с петель слетела, и ворвались в комнату три мужика здоровых. «Нашли тебя, сука!» – орут. – «Думаешь, вечно сможешь прятаться!». Один матушке руки заломил за спину, второй нож достал и к ней пошёл, а третий на меня с дубиной кинулся. Тут бы истории и конец, да только Спаситель по-другому рассудил.

Я как увидела того мужика с дубиной, так внутри меня все страхом сковало. Как жить ни тошно было, но умирать не хотелось. А что я могла? Ни дёрнуться, ни убежать. Страшно было. Но, вдруг, посреди страха почувствовала я, как все нутро моё чем-то тёмным заполняется. Тёмным, ровно небо безлунной ночью. А потом эта чернота из меня хлынула, как вода в половодье и всю горницу затопила. Убийцы заорали истошно и на пол повалились, глаза у них полопались, и кровь из носа и ушей хлынула. А матушка моя цела- целёхонька стояла. Глаза по медному талеру, но живая.

Как в себя пришла, вещи собрала, взяла меня в охапку – и бежать из дома прочь. Хату только подпалила, чтоб в огне тела схоронить. Несколько дней мы через горы шли, пока до другой деревни не добрались. Там опять жизнь потекла по-старому. Хотя бить меня матушка с тех пор остерегалась, но в деревню не пускала. Жили мы тогда на отшибе совсем. К нам никто по доброй воле не совался.

Вот ещё что. Матушка-то, после случая с убийцами, стала ко мне ровно лучше относиться: книги начала в дом носить, грамоте учить. Я тогда у нё спрашивала, что случилось. Она же отмалчивалась, говорила лишь про то, что сила во мне живёт тёмная, и что никто про неё знать не должен. А больше мне никто ничего не говорил. Вы вот, господин Охотник, мне, по сути, правду и раскрыли, что владею я Истинной Тьмой.

– Странно, что на тебя ни обратил внимание никто из Коллегии и не прислал письмо. Поступи ты в школу магии, все могло быть иначе, – прервал Маркус.

– Хотя, – произнёс он после некоторого раздумья. – Вигиляторы в такую глушь не суются.

– Кто? – недоуменно переспросила Аннабэль.

– Вигиляторы. Это маги, которые следят за порядком, а по совместительству ищут одарённых детей, которых приглашают в школу. Неважно, Анна, продолжай.

– Вот, господни Охотник, так я и жила, пока мне восемнадцать не исполнилось. В день моего рождения проезжал через деревню господин важный – весь в чёрном, с посохом. Постоял он возле нашей хаты, посмотрел на неё, а потом и уехал. Я его через окно видела. Мне бы и забыть об этой встрече полагалось, да только вот через три дня приехали к нашему с матушкой дому трое таких же господ. Все, как один в чёрном, с посохами и в мантиях.

Тот, который среди них был самый важный, к матушке подошёл, свиток достал и стал читать, что, дескать, нелицензированная колдунья восемнадцати лет подлежит немедленной ликвидации, а её мать, скрывшая от государства способности дочери, подлежит смертной казни, кою указанные господа и приведут в исполнение немедленно. Матушка ровно возразить ничего не успела, схватилась за сердце и рухнула бездыханной. Потом все трое на меня свои посохи направили. Я сразу почуяла, что жить мне осталось недолго.

Да только вот сделать они ничего не успели. Как будто из ниоткуда возникла девушка в серой одежде и с мечом, как у вас, господин Охотник. Она-то чёрных господ и изрубила, те даже пикнуть не успели. А потом ко мне подошла. К ней потом ещё двое присоединились. Странная пара. Один – высокий мужчина в плаще с капюшоном. Лицо все такое в морщинах, а над глазами татуировка – два глаза, только, почему-то закрытые. Двигался мужчина странно, ровно как кот за мышью крадётся – текуче так и почти бесшумно. Второй мужчина – в костюме купеческом, дородный такой. Волосы чёрные, длинные, на затылке в хвост забраны, а на лбу – обруч золотой. Лицо холеное, благородное, лоб высокий и глаза серые. Холодные такие, колючие. В руках он держал палочку такую, как у волшебников из детских книжек. Я сразу поняла, что это маг.