Петр Альшевский - «Точка зрения Корнилова»

Николай Воляев был в восторге:

– Нет, ты видел?! Никуда не отходил?! Я этот бой уже раз в десятый смотрю и меня все так же вставляет!

Кубок с отравой за удовольствие твое подниму, доспехи тела моего для впуска яда задеру – лишь бы тебя от счастья перекашивать не переставало.

– А Тайсон во всех десяти разах победил? – спросил Корнилов. – Высокому ни разу ни подфартило?

– Очень смешно, Корнилов, очень. Да, братец, до охренения… А если без шуток, тебе понравилось?

– Довольно занимательно.

Испытывающе посмотрев на Корнилова, Николай Воляев заговорил с гнусавым придыханием, словно бы пытаясь пополнить его чем-то воистину сокровенным:

– Слушай, а ты сам не хотел бы заняться боксом? В нашем институте ты первый специалист по бабам и, как ты сам говоришь, холодной водке под теплой луной, но у нас в институте еще и боксерская секция есть. Я туда уже три года хожу: тренер у нас ну просто отпадный дядька, настоящий профи – как что-нибудь объяснит, покажет, так и не поймешь в здравом ли он уме. Ну, что скажешь?

– Бокс – это наслаждение для избранных.

– …?

– Но вообще-то свободного времени у меня навалом.

– Все, Корнилов, заметано! Тренировка у нас как раз завтра – не сомневайся, ты мужик крепкий, тебя на ней до смерти не забьют. Придешь?

Встав у защищающего крепость и широкого глубинами рва, можно попробовать преодолеть его с помощью верности дорожного посоха, или перекинуть на манер моста – сам мост поднят и, несмотря на призрачность исходящей от тебя угрозы, ни за что не опустится – или разбежаться и рискнуть использовать его в качестве фиберглассового шеста. Но и тут, и там ты только решительно подавишь произрастающие на дне колючки. Захлебываясь в грязевом потоке собственных матерных слов. Выгодно отличаясь лишь от детоубийц.

– Придешь? – настаивая на получении ответа, спросил Воляев.

– Как Господь к своему обелиску: с дорогим венком и весь в бинтах.

– Не вздумай, Корнилов, меня разубеждать – я это понял в том смысле, что ты согласен. А сейчас пойдем к цыпам. Они нас, наверно, уже заждались.

Нет, Воляев – это исключается и без вовлечения цепных псов нарочито клыкастого обсуждения.

– К цыпам я не пойду, – сказал Корнилов, – если завтра бокс, я лучше домой и хорошенько отосплюсь.

В маленьких зрачках Николая Воляева патетично полыхнули рифленые изумруды одобрения.

– Правильно, – сказал Николай. – Режим, брат Корнилов, в спорте главное – если плохо выспишься, то уже ничего не поделать: в больнице досыпать будешь. Ну, тогда до завтра?

– До завтра. С цыпами поосторожней.

– А что? – нахмурился Воляев.

– Тщетные они какие-то.

Николай Воляев беззаботно рассмеялся:

– Брось Корнилов – нормальные цыпы. А Тамара, ну просто, цветочек… Ну все, давай. – Пожимая Корнилову руку, он сделал это с нездоровым энтузиазмом. – Не забудь, ровно в шесть.

Проснувшись, Корнилов мгновенно ощутил каждой клеточкой своего не напрасно молодого тела на редкость бесцеремонное похмелье; когда он мутно и медленно огляделся по сторонам, в нем заструилось тяжелое подозрение, что проснулся он явно не дома – к примеру, прибить над кроватью ветхий гобелен, имеющий на себе то ли охоту, то ли рыбалку, Корнилов, как человек с ревнивым к дешевым изыскам вкусом, никогда бы не отважился: «я тут… один… вопреки воле моего хранителя – меня не спугнуть петардой, не запугать фугасом, не остановить уверениями, что меня постигнет судьба обыкновенной вши…».

Чужаки исчезают, спиваются, благодарят; фотографии на стенах вызывают малую степень узнаваемости – неуверенно, изобилуя покачиваниями и быстро выправляемыми сменами курса, дошагав до ванной, Корнилов прямой наводкой уставился в зеркало: небритость плавно ложилась на помятость, да и интеллекта в глазах за ночь не приросло.

Корнилов умылся и, построив несколько экстремальных рож – снимая стресс уничижающей разум мимикой – пошел на кухню, где на столе между кетчупом и грязным ножом валялась записка, состоявшая из трех кривонаписанных строк. «Все было замечательно. Ты просто лапочка. Не забывай свою Танюшку. P.S. Когда будешь уходить пожалуйста захлопни дверь».