Роман Щипков - Божественная трагедия. Ад-Н-Граунд

57

Вобрав в себя всей брани мира гонг,

Всё рос и рос, ведя свои дороги,

От кончиков ушей до пальцев ног…

60

И червоточина открылась! Белым паром

И жаром от невидимых котлов

Нас обдало. Но не было пожара,

63

Как в бездне, где есть тьма, но нет миров!

Рассеявшись, тот пар, как жизнь ушедших,

Моим глазам, застывшим обнажил

66

Открытый куб, сплетённый из истлевших

Героев древности: Геракл, Аякс, Ахилл.

Они друг друга и себя терзали,

69

Стараясь стены куба удержать,

Они себя забыли и не знали,

И не могли, но так хотели встать…

72

За их борьбой весь куб дышал, как глотка

Тифона, и Ехидны, и других,

Гнилая пасть отрыгивала горький

75

Тысячелетний смрад и кровь живых…

Я рот зажал, закрыл глаза… О, Боже!

Ужели то умерших всех судьба –

78

Сменить последнее при жизни ложе

На голод прокаженного раба?..

«Не смей!» – сказал мне Данте, и ладони

81

Убрал с лица я и поднял свой взор…

– Смотри! – Смотри… – поэту вторя,

Ответили из куба. И «костёр»

84

Раскинул свет из фонаря у Данте,

Качавшегося в поднятой руке,

Что за стеклом открыл лик космонавта

87

В скафандре со штурвалом на замке.

Где от того замка тянулись цепи,

Пронзавшие его тугой костюм –

90

В них мгла времён текла, как кровь, как реки,

Его переполняя, словно трюм.

И каждый вдох его страданья множил,

93

Сдвигая внутрь тела область тьмы.

«Пойдём», – сказал мне Данте. «Осторожней!» –

Просил нас лётчик на краю тюрьмы,

96

Которая тотчас сомкнула чрево,

Лишь мы перешагнули за порог.

«Поехали!» – услышал я, но немо

99

Лицо у летчика, он говорить не мог!

Да! Да! Теперь приблизившись, увидел

Я, за стеклом скафандра есть глаза.

102

А остальное, как на старой пленке видео,

Двухцветное подобие лица!..

Куб нёсся вниз. Спросил я у Поэта:

105

«За что его мученьям обрекли?»

Учитель не ответил мне на это.

«Я виноват лишь в том, что нет Земли!

108

Что над Землёй! Я это сам увидел,

Когда вознёсся в небо без причин,

Не за грехи других, ведь сам повинен,

111

Как некогда рождённый Богом сын!

И был низвергнут, всё с того же неба,

Теперь моё лицо всегда – эскиз.

114

Я обречён от века быть эфебом,

Летающим, без неба, строго вниз!» –

И голос смолк, а лик всё так же бледен

117

Тёк отраженьем мира за стеклом…

Лифт эхо съел. А я почти уверен,

Что голос из скафандра мне знаком

120

Откуда-то из детства… Минус двадцать,

Чуть меньше может или больше лет…

Пытаясь вспомнить, мыслью возвращался

123

Назад в прошедшее, как шёпотом секрет,

Тяну я памятью, рыбак воспоминаний.

Не смог! Не помню! Данте мне: «Читай!»

126

На рукаве скафандра: «Ю. Гагарин»

Ирония, падение, печаль…

И я, зажмурив веки, отвернулся…

129

«Его? За что?» – моя кружила мысль…

«Он своевольный! Вольно окунулся,

Как и ИКАР, в заоблачную высь,» –

132

Учитель мой ответил тихим мыслям

Моим, ладонью указав вокруг:

«Ты слышишь? Слышишь! Слышишь!!! Шепчут письма?!!!

135

Их голоса бумажные поют!»

И бой Героев в стенах прекратился.

Он застывал, как без огня свинец.

138

И я узрел рисунки, фразы, письма,

Как покаяний вечный образец.

140

#БТ #3#Дверь #НачалоСпуска #Лифт

Кто-то бежит к остановке,

Пытаясь догнать свой автобус…

Дети рисуют мелом,

3

Пытаясь украсить «глобус» …

Только ладони-двери

Перед лицом сомкнутся!

6

А на картинках звери

Так и не смогут проснуться…

И палачи под маской

9

Прячут стыдливые лица –

Вечно их мучит жажда –

Кровью нельзя напиться!!!

12

А в пересохшей глотке

Праздник рождения Зверя

Вырвется первым криком:

15

«Суки, откройте двери!!!»

Я ж за закрытой дверью

К Сартру падаю ближе…

18

Как добровольный пленник

В грязной болотной жиже.

А на стенной панели

21

Кнопки этажного счёта,

Будто ожоги, горели,

Словно шептали что-то…

24

Я наклонился ближе,

Чтоб разобрать эти шифры,

Но как в эфире раций,

27

Кнопки шипели цифры?..

Произнося, загорались,

И как в агонии, гасли…

30

Плавились и стекали

Под ноги чем-то красным…

Слушаю и различаю

33

Числа, как даты- «всходы»

Горьких нарывов Мира –

К гробу Христову походов,

36

Мрачных чумных столетий,

Войн и кровавых казней,

Ночи ножей… Как плетью,