Андрей Гальцев - Рассказы

Его слова стали странно стыковаться – к примеру «складской восторг». Между словами тут что-то двигалось, быть может, качались половинки ворот. Я перестал слушать и сказал, что если он ещё раз встрянет между мной и самой красивой, самой верной и самой юной женщиной в мире, которая меня ждёт, я… Сказав это, я поднялся во весь рост.

Он зыбко удалился. А я нашёл туалет, но там собрались какие-то страшные люди, и бубнёж их голосов вываливался из дверного проёма чередой чёрных прыгающих мешков.

Я отпрянул. Впереди стоял тёмный куст. Куст шевелился разными видами движения: он вздрагивал, томно потягивался (лохмотьями ветвей), приседал, как женщина. И по ту сторону куста лежала женщина в лёгком белом платьице.

Она лежит, раскинув руки и ноги. Мелко мерцает там-сям, словно подмигивает мне из своего обморока – бусами, часиками, колечком, пуговками, серёжками. Юбка на ней задрана, чего я сразу не хотел замечать, но ветер совсем открыл её голый, оглаженный вселенским взором стан. Я падал на неё взором, как падал бы с балкона. Я не мог оторваться от этой гладко-изгибистой архитектуры и от вертикальной улыбки женской плоти. Тут она сказала «ой», одёрнула подол, медленно настроила на меня глаза.

– Это ты со мной сейчас был? …Нет? Значит, я видела сон, – поднялась, огладила платье, посмотрела на туфли, сморщилась. – Голова болит. Милый, – обратилась она ко мне, – подержи!

Протянула сумочку, невесть откуда взявшуюся, присела за другой куст и вскоре вернулась. Может быть, алкоголь наполнил мои глаза влюблённостью, но, кажется, она сама была красива и нежна обликом.

– У тебя остались деньги? Давай ещё посидим, только не в пивной, тут рядом другое заведение, там вино в бочках.

Её слова подпрыгнули во мне. «В бочках» вздулось и лопнуло искрами и брызгами. Я вынул из брючного кармана сгибыш денег и отдал ей в знак доверия и прочего. (Или как предоплату за телесную любовь?)

– Бочки… они, как женщины, щелястые. Но вино дадут, если заплатишь, хм?

– Ты спишь за деньги? – вдруг спросил я о том, о чём хотел спросить.

– Сама не знаю… зачем и за что, и за сколько. Зачем живу – тоже не знаю. Просто так.

Фраза «просто так» приняла вид ребенка, стоящего на лестнице и смотрящего куда-то вниз.

В парке совсем темно. Кроны деревьев утонули в небе и стали с ним заодно; там гуляло что-то темное, вольное и тревожное. В нижней тьме на нескольких лучах повис ресторан с круглым теменем. Так могла бы сиять простреленная десятком пуль голова безумца.

Мы вошли внутрь и заняли столик, возле которого кого-то стошнило розовой кашей. Она грубо велела убрать, и тут же убрали. Для этих мест она была несбыточно хороша. Все её члены были гладкими, точёными; я вспомнил её голые бедра, и кровь во мне загустела. Словно угадав это, она положила свою руку на мою. Прикурила, жеманно поцеловав сигарету. Выдула длинный дым – лисий хвост. У неё поразительно пустые глаза, глаза без любопытства и воли – два кусочка голубоватого зеркала. Я знал, что она моя.

– Что ты так смотришь? – она улыбнулась какой-то маленькой и страшной улыбкой.

– Почему ты лежала там в кустах?

– Мне один дурак подсыпал снотворного. Это я теперь понимаю. Хорошо, что в момент

засыпания, я успела спрятать сумочку в куст.

– А что с тобой было, ты не помнишь?

– Нет. Но ничего не было. Не волнуйся, если тебя это волнует.

– Волнует.

– Ты меня тоже волнуешь, – она послала мне воздушный поцелуй. – А если бы что-то он со мной сделал, ребята завтра оторвали бы ему голову.

– Ты тут королева?

– Принцесса. Пойдём потанцуем. …Люблю танцевать. Люблю, когда мужчины смотрят.

Мои руки осознавали форму её тела – кувшин наслаждения. Она всё ближе держалась, всё более упруго прижималась, чуть прогибаясь навстречу. Вокруг её стана пространство нагревалось.

Мы дотоптались в медленном, мучительном танце до нашего столика, потом ещё посидели, глядя друг другу в глаза, как два влюбленных вампира; допили вино и вышли в парк, в дебри, неважно куда, лишь бы нас ничто не разделяло. Ночь при каждом шаге накренялась. Я слышал тяжкий топот сердца. Она же была спокойна и легка.

Мы углубились в ночь, и вдруг я остался один. Если бы я был волком, я бы завыл отчаянным голосом. Мерзкая догадка пронзила меня… так и есть, она с деньгами ушла. Между мной и домом опять пропасть. Но сейчас у меня сил нет об этом думать. И с ещё более жутким воплем сердца я вспомнил, что мне надо было на пристань, к той, настоящей девушке.