Эна Трамп - Беспризорница Юна и морские рыбы. Книга 2. Белый Ворон приходит сам

А двое первых – это не были

ни Дымарь и Пипопар – ни братья Мисюгины,

ни Шиян, ни Лерь Лурнист, что играет на лурнé,

– ни Пистрабинданстон!

Ни Шиян (ах да, Шиян уже был), ни Папазол,

ни Хлебец, ни Лампочка,

и ни тот Ват, что убежал

от своей жены, от Саты,

и построил себе новый

дом через дорогу!

И ни… ну, кто еще?.. Пердинанд Пюфыкю!

– То есть это не были никто.

А за ними, хромая, поторапливался товарищ Удама и Бедана… как его там зовут, можете вы мне сказать?..

Челюсть у Улама отвисала все больше, больше, пока он не спохватился и облизнулся, потому что ему дождь попал в рот – но вместо того, чтоб закрыть его, разинул пошире, да как гаркнет:

– Го-го-го! Бедан, глянь, ну вылитый черный бык папашиной мамаши! – И тут он попал в самую точку.

Это была та самая точка, которой Бедан улегся вчерашним вечером на осу, вылезшую с зимовья, проветрить крылья, – Бедан взвыл и так врезал в ответ своему братцу по наковальне, что тот полминуты отдыхал, прежде чем они вместе заорали, – Улам, который вспомнил – да и не забывал! – кто его закадычный приятель: охотник!

– …Эй, Лис, Лис, Лисовин, мышковать пошел?.. —

(не в склад, не в лад, поцелуй кобыле в зад!)

А Бедан (он был более сообразительный):

– Эй, хромой! Это кто это с тобой?.. Дом горит, козел не види-и-ит!..

Он услышал, что его зовут.

В сером дожде таяла деревня, а на краю ее, на дороге, стояли двое крепышей и, пихая друг друга в бока, жестикулировали свободными от этого занятия руками и, надсаживаясь, вопили – кто громче? Даже если б он вздумал отвечать, им, чтоб услышать его, пришлось бы закрыть рты хоть на минуту, а это – ну нет, это нет, этого от них – нет, никак. Не дождетесь!

Заяц махнул рукой, повернулся и пустился догонять Быкмедведя, чья широкая спина, сошедшая вслед за остальными с дороги в лес, уже скрывалась среди кустов и деревьев.

И без всяких тут растербасов.

Впереди посветлело, и вдруг лес распахнулся.

Шел пятый, или седьмой день, как они шли, – и дождь не отставал.

Если кто-нибудь видел с высоты птичьего полета – а лучше беличьего скачка, потому что для такой птицы, которая летит в небесах, лес – это просто океан. – То он, должно быть, сильно подивился этой компании. Ну точно резиденты, потерпевшие крушение на чужой стороне, – парашютов не хватает. Скользя и спотыкаясь, двигались зигзагом, растянувшись цепочкой: останавливаясь и присаживаясь под каким-нибудь деревом, когда человек в белом – теперь просто в грязном – уходил вперед; но потом возвращался и делал знак: за мной. И опять шли – в новом уже направлении. Цель у этого всего могла быть только одна: истоптать весь лес взад-вперед. А дождь лил и лил на них сверху.

Один опаздывал на четверть дневной ходки.

Если кто бредет по лесу, на границе зимы и весны, лес для него это: снег и вода. Вода; понятно. Каждая иголка кончается каплей; каждая ветка, за которую схватился, чтоб не упасть, или зацепил головой, награждает собственным душем. Но теперь снег. Снаружи он растаял весь, и нельзя понять, глядя со стороны, сколько в лесу снега. Обходя овраги, в каждом из которых под снегом скрывается ручей, стараясь идти по пригодным к ходьбе местам, все равно наступишь на его островки, ведь не будешь скакать только по обнажившейся уже повсюду земле. Снега может по щиколотку. Он рыхлый и скользкий; съедает усилия. Нога давно промокла: в сапог стекает по штанам; а снизу – от снега. Наступаешь окоченевшей ногой – уводит ногу назад, делаешь шаг – получаешь полшага. Где прошел бы полкилометра летом – или зимой, на лыжах или снегоступах, – сделаешь метров двести.

Особенно если ты хромой.

Он не думал, куда идет. Раньше думать надо было. И подумал – один раз; но теперь не думал, о чем он подумал, вообще забыл. Почти. Что-то было за спиной – чтоб не забыть совсем; увернутое в брезент и прилаженное на ремнях, так, чтоб надеть на две лямки, как походный мешок, – который тоже надет сверху на лямки. – Заставляло держать спину прямей. Торчало над головой, запутывалось в ветках, еще тормозя, вдобавок к снегу под ногами и воде повсюду. Вот это вместо всего.

И хватало. Чтоб не думать; он чувствовал эту дополнительную, лишнюю тяжесть. И еще – что теперь не охотник. Двигался по следу, быстро размываемому дождем – но след был таким, что сразу и не уничтожишь. Кто так ходит по лесу? Не ходит никто; ни охотник, ни зверь; но звери не ходят по лесу в такой дождь. Сидят по своим укрытиям, и если выскочит – то сразу из-под ног; но тут, если б они и были, то давно уже разбежались. – И наткнулся на свою ловушку – как на чужую.