– Я люблю тебя.
А она отвечает:
– Я люблю тебя.
Трах, бах, гром, молния!..
Он очнулся в незнакомой местности, в темной темноте. Сначала испугался, но подумал, ничего. Со всяким может случиться, кто отправится в полет без руля; самое время посмотреть под ноги и решить, как отсюда выбираться. И смотрит, а там… Ничего. То есть пусто. Переворачивайся вниз головой и шагай прямо так! Со всех боков – черный-черный лес.
И в этом лесу сидят вольные сторожа. И играют в домино. И он несется на них во весь опор, зажмурившись и вопя?.. Так ему, может, и кажется; а на деле – ноги у него подкашиваются, и еще какой-то туман… Шатаясь, он подходит и, упершись от слабости рукой в могучую – таких не бывает – сосну, спрашивает, кто тут есть, по какому праву, и наконец… известно ли им, что где-то, вроде бы очень далеко отсюда, существует та… чью красоту он передать… не в силах – и поэтому требует, чтоб сдавались без слов?!!?.. Никакого ответа.
Отчаянным усилием хватается он за оружие.
Но тут как раз один из них, не оглядываясь и не прерывая игры, осведомляется, по какому праву он сам, если этот затруднительный лес здесь растет специально для того, чтоб какой-нибудь полоумный баран не свалился в спешке за край земли?
Ах вот оно что! За барана… нет; не то. Значит (теперь ему кажется), он у цели?.. Постой. Какая цель?! – он снова хватается за… Вместо этого ему приходится сесть. Некоторое время он отдыхает, следя за игрой; но постепенно она забирает его, и уже другим тоном он интересуется: вы кто такие?.. Опять на него не смотрят; но, наученный опытом, терпит (да ничего другого и не мог сделать). – Вот кто-то еще отвечает: мы тут ждем. Чего? А ты думал – чего? Работы, конечно. Наши старшие братья здесь шли, всё подмели, место чисто, нас тут оставили. Ну так мы ждем – может хоть что-нибудь появится. …Рыба!
Тут и другие наконец обращают на него внимание: знаешь, говорят, ты бы все-таки здесь не шлялся.
Делать нечего. Он и сам чувствует: пора; никогда он так долго не отдыхал; и тем более, лес – как резиновый – начинает расправляться, распрямляться и теснить, выталкивать его из себя; вот он уже и не плетется, а летит что есть мочи, на ходу его охватывает горячка, холера, порок сердца – быстрей! погоняй!!!.. пока не упадешь, с любимым именем на губах… Как вдруг, трах-тарарах, разворачивается и мчится обратно и влетает в их круг даже на секунду раньше, чем его покинул.
Слушайте, возьмите меня. Век свободы не видать… то есть нет: служить буду.
Немая сцена. Все смотрят друг на друга – на него – опять друг на друга.
«Ты что, сдурел? Кому – служить? Мы вольные. Мы по собственной воле; сами так решили. Еще безработные, к тому же».
Все равно. Согласен. Пусть – по собственной. Не могу, говорит, больше.
Тогда они начинают совещаться. Наконец говорят ему: ладно…
– Ладно, – сказал хриплый голос.
Быкмедведь встал с пола одним махом. Поднял руки и уперся ими в потолок. Задержался так – было слышно, как в потолке что-то хрустнуло… И медленно опустил.
И опять поднял – не очень высоко.
– Сдаюсь.
Покачал, растопырив пальцы, поглядел на Зайца.
– Что? – спросил сурово. – Ты победил. Камнем в лоб меня достал, оружие отнял, парней разогнал. Белого Ворона… – Он погрозил пальцем и повторил низко, звучно, веско: – Белого Ворона отбил. Сам я теперь в плену. И вольный сторож меня сторожит.
Он огляделся. – Где он? Не вижу. Халтурит, – проворчал он. – А если я руки опущу?
– Ладно, – сказал снова.
И вдруг ухмыльнулся. Лицо его стало почти добродушным. – Но всё ж мы его сначала поймали.
– Поймали мы тебя? – бросил в сторону печки. Сам же ответил: – Поймали, без спора. А за это – желание полагается, – заключил, опуская руки.
И тишина.
В тишине лязгнула дверца печки – тот, что смотрел в посеревшие угли, словно не было ничего более интересного, захлопнул ее. – Что ты хочешь? – спросил он через плечо.
– Первое, – сразу сказал Быкмедведь.
Посмотрел себе на ладонь, плюнул в нее и загнул большой палец. – Пусть будет дом в пять этажей. На первом этаже баня. Шведская стенка и боксерский зал. – Он загнул второй палец. – На второй я буду на коне въезжать, и там у нас будет стойло. – Он загибал палец за пальцем. – На третьем спальня, на четвертом к о н с е р в а т о р и я, а на пятом о б с е р в а т о р и я. – Рука сложилась в кулак.
– А вокруг дома, – рявкнул он, и помахал кулаком. – Будет сад, в том саду цепь. А на цепи у меня… пусть этот пёс сидит. В железном наморднике.
Читать дальше