Сергей Алексеев - Обнажение чувств

Профессор сетовал, что наука рассматривает чувства, как нечто виртуальное, не имеющие молекулярного воплощения, однако развитие их происходит по тем же законам, что и явления сугубо материальные. Под воздействием довлеющего чувства голода начинается детерминация клеток мозга и перерождение их «чувственного» содержания в центры, отвечающие за мир удовольствий. Поэтому с ранних лет жизни человеку требуются не только солнечные ванны, водные процедуры и прочие мероприятия по оздоровлению тела, но и обнажение чувств, дабы испытывать и закалять их, как все физическое.

В доказательство своих выводов, уже в шутку, он приводил пример возникновения любви с первого взгляда, особенно взаимной, которую Сударев считал вообще чувством материальным во всех смыслах. Даже если она не удалась, то за нее потом приходилось шататься по судам, платить алименты, обеспечивать жильем возлюбленную и совершать прочие действия, требующие много средств, времени и сил. Но не взирая на опыт, он все равно продолжал рассматривать женщин, искать ту, что отзовется на один только мимолетный взгляд, и между совершенно незнакомыми, чужими людьми пробьет волнующая, сводящая с ума, чудотворная искра. Разве не этого ежечасно, ежеминутно ищут и ждут мужчины и женщины? На улицах, в метро, в магазинах и театрах, в самолетах и на пляжах – везде, где появляются созданные по образу и подобию божьему разнополые существа. Причем, ждут любые – совсем юные и матерые, холостые и женатые, свободные и затурканные проблемами семейной жизни. Стоит только оглядеться вокруг, и увидишь миллионы охотников и охотниц!

И если даже не свела судьба после первого обнажения чувств, эту искру можно вызвать и материализовать снова, уже в воображении: лечь, расслабиться, отогнать все пустые, никчемные мысли о земном и подумать о вечном.

Так он вернул многих женщин, кроме своей учительницы Марины Морено и сестрицы Лиды, которая исчезала бесследно после каждого замужества, а их было четыре только официальных. Эта рыжая, своенравная женщина всю жизнь оставалась, как в детстве – властной и вздорной, что еще более усилилось в отрочестве. Даже ее образ было трудно воспроизвести в воображении, не то, что послать призывный сигнал. Взрослой, не смотря на профессию педагога и звание Заслуженного учителя, она стала выглядеть вульгарно, даже вызывающе, но приманивала и подминала под себя самых сильных мужчин, а потом теряла к ним интерес. Они, мужчины, все равно тянулись к ней даже после критического сорокалетнего возраста, и когда Сударев встретился с ней, это была располневшая, развязанная, халдистая особа с прокуренным хрипловатым голосом. Появилось что-то ведьминско-привлекательное, чародейское, а иначе было невозможно объяснить притяжения к ней молодых парней. На последнее свидание с братом сестрица пришла в сопровождении двадцатилетнего хлопца, который взирал ревностно и откровенно дрожал, пока они тискали друг друга в объятьях. А когда эта грузная дуреха еще и запрыгнула на Сударева, обхватив ногами талию, ее спутник завыл и в отчаянии побежал по улице. Но был остановлен окриком:

– Куда?!… А ну ко мне! Рядом стоять.

Парень послушно вернулся и поплелся возле ноги, как верный пес.

И еще под воздействием мечтательных воспоминаний и обнаженных чувств Сударев вернул детскую ее подругу Нину, с которой они растерялись сразу после армии, много лет не виделись и встретились, благодаря некой необъяснимой телепатической связи. Он вдруг затосковал и буквально вызвал дух кареглазой красавицы, воссоздав в памяти живой образ. И будто прикоснулся к нему рукой! Уже через сутки Нина примчалась к нему в Литинститут, ибо тайно от влиятельного, богатого мужа, да и от себя, всю жизнь следила за судьбой Сударева. Правда, это уже была не та притягательная, изысканная и ухоженная особа, с которой в последний раз встречались лет двадцать пять назад, когда Сударев лечился после ранения в госпитале Бурденко и шкандыбал на костылях. Однако авантюрный характер был прежний, узнаваемый или даже усиленный годами, избавленный от предрассудков. И наряды модными, изысканными для полунищих девяностых. Они до утра гуляли по Тверской и Гоголевскому бульвару, возрождая в памяти своих полузабытых земляков из леспромхоза, тех, немногих мальчишек и девчонок, учителей и просто соседей по бараку, а потом Нина загадочно и шаловливо спросила:

– Хочешь, покажу секрет?

– Хочу. – сказал он, догадываясь, что она покажет.