– О! – удивленно воскликнул я. – Есть!
Открыв пачку, протянул сигарету человеку, взял себе. Сел рядом. Сигареты загорелись, в красном свете их огоньков я разглядел лицо обитателя дольмена. Седые космы, седая борода, голая худая грудь, изможденное лицо, полуприкрытые глаза. «Да, не курорт», – подумал я.
Старик курил молча.
– Давно здесь? – прервал я молчание. Старик пыхнул сигаретой, закашлялся, не ответил.
Глаза привыкли к полутьме совсем, и я с любопытством оглядел помещение. Оно оказалось пустым. Совершенно. Ни плошки, ни ложки, ни соломки, ни рогожки. Пощупал пол, вроде земляной, согнул ногу, посмотрел на подошву. Грязная, конечно, но не болит. Действительно, заживает быстро.
Я подвинулся ближе к стене, привалился спиной к холодному камню.
«Эх, черт, где мое купленное одеяло?» – подумал было я, и меня тут же накрыло черной мягкой материей.
– О! Блин! Omnia mea mecum porto! – восхитился я.
– Дориана Грея читал? – вдруг спросил старик хриплым голосом.
– Ну? – кивнул я.
– Здесь такая же хрень. Шагреневая кожа. Жизнь твоя – шагреневая кожа. Платишь воспоминаниями за подачки их. Они жрут, а потом, когда не помнишь уже ничего – выкидывают в воплощение.
– Дерьма-то, – усмехнулся я, затягиваясь. – В воплощении все равно ни хрена не помнишь. Так, туман какой-то.
Старик пожал плечами и замолчал. Я закутался в одеяло, пригрелся, закрыл глаза. Некоторое время сидели молча.
– Еще сигарету дашь?
Я протянул пачку. Старик вынул две, вопросительно на меня взглянул. Я кивнул. Он сунул одну в рот, другую за ухо.
– Всю память высосут, даже тумана от этой жизни не останется, – сказал он и закашлялся.
– Да и хер с ней, с жизнью этой, – зло ответил я. – Тут и помнить нечего.
Старик зашелся длинным приступом кашля. Я высунул руку из одеяла и постучал его по спине. Он перестал кашлять, помолчал, потом спросил:
– Что отдал за поселение?
Теперь плечами пожал я.
– Не помню уже. Кажется, что-то про первую любовь.
– Не жалко?
– Жалко, конечно, но не вариться же в кипятке.
Сигарета кончилась, я вдавил фильтр в пол.
– Конуру любую свободную можно занимать? Или надо искать с табличкой, где красиво написано мое имя?
– Имя – единственное, что я еще помню, – задумчиво сказал старик.
– А как вас зовут? – вежливо поинтересовался я.
– Александр.
– Андрей, – я представился. Помолчали. Старик ловким щелчком отправил окурок в круглую дыру входа. Я пошарил по полу в поиске своего. Нашел, тоже выбросил наружу.
– Одеяло оставить? – предложил я.
– Сигарет оставь.
Я протянул пачку.
– Забирайте все, бросать буду.
Александр усмехнулся.
– Спасибо за сигареты. Любая свободная дырка – твоя. Они все одинаковые.
Я поднялся, скомкал одеяло, сунул под мышку.
– До свидания, Александр, приятно было познакомиться, – выдал я вежливую фразу.
Старик лениво махнул рукой.
Выходя, я споткнулся о здоровый круглый камень у входа. Потер ушибленную ногу, оглянулся. Старик смотрел на меня.
Мне захотелось почувствовать себя в Аду фрондером.
– Нет, – твердо сказал я, – одеяло я все же вам оставлю.
– Спасибо, Андрей. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным, – засмеялся мне вслед Александр.
2
Голый я брел по узкой улочке между дольменами. Я хотел добраться до центра поселения, мне было интересно, есть ли там что-то отличное от рядовой застройки. Администрация или капище, или скульптура главного дьявола, или еще что-то подобное. Изредка мне попадались такие же голые люди. Мужчины и женщины безразличными взглядами скользили по мне. Все были в возрасте. Я чувствовал себя на унылом нудистском пляже в Утрише. Молодых, симпатичных девушек не было. «Или не попадают в Ад, или тупо сидят по котлам», – думал я.
Спросил у первого попавшегося мне мужчины интеллигентного вида про центр.
Тот, коснувшись полей воображаемой шляпы, ответил, что предпочитает спальные районы и в центре не бывал. Вежливо простившись, он проследовал дальше.
Потом встретилась женщина. Я посмотрел на отвислые груди, толстый живот, целлюлитные бедра и, задрав голову к грозовому небу, молча прошел мимо.
Через некоторое время я перестал ориентироваться в этом лабиринте. Ни указателей, ни номеров домов не существовало.
– Все, – понял я, – это дремучий, дремучий лес. Старину Александра мне больше не увидеть и к воротам, скорее всего, не выйти. И Ариадны здесь ни хрена не найти, хорошо хоть Минотавра вроде не предвидится, хотя чем черт не шутит.
Читать дальше