Давид Павельев - Сто причин сойти с ума

Потому я и выбрал медицинский вуз, и, с отличием его окончив, попал в клинику доктора Дроздова.

«Тебя направляют туда как лучшего на потоке, – говорили мне профессора, но напоследок проводили следующими напутствиями: – Симон Серафимович – выдающийся врач и блестящий профессионал, но будь готов – человек он необычный. Таких общим аршином не мерят (они тоже заметили мою необыкновенную нормальность). У него свои методы, к которым ты, быть может, не сразу привыкнешь. Но если вы с ним сработаетесь, то ты никогда не пожалеешь!»

Потому, направляясь тем весенним утром в первый раз в клинику, я был не на шутку заинтригован. С одной стороны, раз мой начальник не лишён странностей, над которыми я привык иронизировать, то принимать его всерьёз не стоит. С другой: то уважение, тот трепет, с которыми говорили о нём мои наставники – люди почти столь же сверхнормальные, как я сам – создавали вокруг Дроздова ореол загадочности.

Итак, я пришёл в клинику ровно в восемь утра – как нормальный человек, я посчитал, что опаздывать на работу в первый же день в высшей степени неразумно. Но Дроздова, который должен был встретить меня и снабдить инструкциями, на месте не оказалось. Где он был, никто не знал, и мне предложили подождать его в ординаторской.

Там уже находилась молоденькая медсестра. Когда я вошёл, она что-то писала и моё появление не отвлекло её от этого занятия. В отличие от неё, я обратил на неё самое пристальное внимание. Ей было чуть за двадцать – младше меня года на два. Невысокая, тоненькая девушка с волнистыми тёмно-русыми волосами и большими карими глазами, в которых читались заботливость и ласка.

«Эдакая скромница, – подумал я, мысленно сверяясь со своей классификацией юных красавиц. – Чтож, теперь не важно, что за птица этот Дроздов. Главное, что здесь есть кому скрасить мои будни.»

Сестричка, как назло, была всецело поглощена своей писаниной. Моё обаяние нисколько на неё не действовало, что немало уязвляло моё мужское самолюбие. Я решил во что бы то ни стало отвлечь её от работы и переключить её внимание на себя.

– Доброе утро! Меня зовут Пётр Степанович Комков, но для вас просто Пётр, – начал я. – Я – новый врач-интерн.

– Очень приятно. Тоня.

Она подняла свои ласковые глаза, улыбнулась без тени кокетства и вновь погрузилась в работу. Это было уже слишком.

– Давайте поболтаем, – предложил я. – Пока Его превосходительство главный врач не соизволит снизойти до моей скромной персоны, мне очень грустно и одиноко.

– Я бы с радостью, но я занята. Извините.

Ладно, эта крепость не сдастся под первым натиском. Тем самым она лишь раздразнила меня. Для подобных случаев я придумал особый метод. Отыскав на подоконнике вчерашнюю газету, я свернул её в трубочку и пару раз несильно шлёпнул ею по столу.

– Муха, – пояснил я. – Но я не позволю ей мешать вашей важной миссии.

Тоня не оценила моего благородства и продолжила писать. Тогда я шлёпнул по столу ещё раз, чуть ближе к её руке, потом ещё ближе, и наконец так, что газета задела её маленький пальчик.

Этот манёвр возымел действие – девушка встрепенулась и глянула на меня так, будто бы говорила: «Ну что с вами поделаешь?»

– Вы такое хрупкое, нежное созданье. Как же вы справляетесь с вашими подопечными?

– В этом нет ничего сложного.

– Вы, надо полагать, ещё и отважная, как Ричард Львиное Сердце. Неужели вам никогда не бывает страшно, когда кто-то из них начинает буянить?

– Нет, мне ни чуточки не страшно. Да и буянят тут редко. Нашим пациентам просто есть чем заняться, вот они и не буянят.

Я пропустил этот намёк мимо ушей. Да и от такой очаровательной девушки всё можно стерпеть.

– А вот я, признаться, не такой смельчак, как вы. Вчера мне говорили, что Дроздов очень страшен и просто обожает закусывать интернами. Так что сейчас я трепещу. Сжальтесь надо мной и скажите всю правду, ничего не тая!

Её глаза вспыхнули.

– Всё это чушь! Симон Серафимович очень спокойный и доброжелательный.

– Но у меня мороз по коже от одного его грозного имени.

– …он ко всем относится с уважением, – продолжала она, проигнорировав мою реплику. – Но предупреждаю: он не любит циников.

– О, ну тогда мне точно конец! Видите ли, я предпочитаю трезвый взгляд на реальность, лишённый всяких иллюзий. Я вижу мир таким, таков он есть, и называю вещи своими именами. Если кое-кто предпочитает прятаться за розовыми очками, то я за объективное восприятие, которое так часто называют здоровым цинизмом…