Вера Некрасова - Все, что я любила

Наверное, высокая посадка и высокое социальное положение мешали обзору. Кто-то там дорогу переходит, какая-то букашка?

Постоянное ощущение тревоги. Как мы с друзьями говорили про это «местное явление»: приехал в Пермь и «палево» – ощущение тревожности – включилось само, как подключается домашний вай фай!

Может быть, это ощущение потому так сильно именно в Перми, что в Пермском крае со всех сторон зоны?

А во время СССР – еще и особые лагеря для политических заключенных. Не знаю. Но как сформулировал мой друг- художник, ощущение это – «региональное, энергетическое», и о нем знают многие пермяки.

В Перми никому не надо объяснять, что такое «розочка». Это когда бутылка разбивается об стену здания, или о дерево. И из ее горлышка и торчащих из него осколков получается опасный, острый «цветок» – «розочка!».

Моя подруга Света, гуляя ночами по Комсомольскому проспекту с юными кавалерами, никогда не допивала пиво до конца:

– Если кто-то нападет, хлопну бутылку об стену, сделаю розочку! Попробуй, подойди!

Как будто все время могло что-то произойти. Что-то нехорошее. Но, к счастью, обычно случалось хорошее!

Но это чувство постоянной тревожности впервые покинуло меня только в Азии. Там было совсем не страшно, даже ночью одной. Это было таким новым, таким приятным чувством. Мир, оказалось – безопасный и добрый!

Сейчас странно, но всю жизнь мне казалось, что мое детство было ужасным. Сейчас уже я так не считаю.

Современные психологи «учат» нас думать, что во всем виноваты родители.

Но я уже не согласна. И многие тоже перестают так думать, особенно когда сами становятся родителями.

Родители любили, как умели. И как могли. И делали все, что могли.

Они сами были, так называемыми, послевоенными детьми.

Многие годы я помнила о детстве только плохое.

И вот недавно, из завесы детского беспроглядного одиночества, тоски, грусти, и других невеселых слов, вспомнилось нечто иное.

Вдруг вспомнилось, что у нас дома были качели!

Мы жили в деревянном доме рядом с заводским прудом. Напротив дома был диспансер для алкоголиков. Алкаши всегда были тихие и безобидные, придавленные чувством вины. И выглядели, в целом, как обычные потерянные забулдыги.

Некоторых можно было видеть выпивающими в кустах.

А дальше, вниз по улице – хлебозавод.

В крошечном ларьке продавали свежеиспеченный хлеб. Он дымился еще в руках, когда мама или папа отламывали большой ломоть от румяного каравая с хрустящей корочкой для меня!

А еще там были очень вкусные «ромовые бабы», с коньячной пропиткой. Никогда больше я таких вкусных не ела. Даже покупать перестала – совсем не то делают!

А дома была железная перекладина. И на нее отец повесил качели.

И я помню, как я качаюсь на этих качелях. Качаюсь, качаюсь, и все мне кажется, что я могу так без остановки качаться! Раскачиваюсь сильно-сильно, чтобы коснуться носком потолка, но… чуть-чуть не дотягиваю!

Мне казалось, это такая роскошь! Качели прямо дома! Даже во двор идти не надо! Могу ногами до потолка достать, если захочу! А могу улететь на качелях прямо в окно, а оттуда – в пруд!

Но в пруд не стоит, потому что я лично – не умею плавать! Да! Все умеют, а я – нет!

И вот так, неожиданно, с воспоминания о качелях, начали подниматься из океана памяти светлые воспоминания. Они тоже есть! Там не только мрак и одиночество, там много солнца!

Но почему-то устройство памяти таково, что боль заслоняет собой все остальное, весь обзор. И пока ее не уберешь, – ничего другого и не увидишь. Когда из-под земли пробивается родник, сначала выходят палки и камни.

Качели вешали для нас не только дома, но и на улице. Например, летом были качели в овраге у ручья. Было очень радостно лететь над ручьем с обрыва, сидя на палке, привязанной к прочной веревке!

Вот бы для взрослых такие качели мне где-нибудь попались!

Вот бы сейчас найти такую качель, но для взрослых. Чтобы могучее ветвистое дерево над обрывом. А на нем – качель!

Помню удивительной красоты сон. Во сне я – в Африке. На большом и шумном водопаде. Прямо на одном из порогов водопада растет огромный, могучий Баобаб.

Ветви его огромны и узловаты, и простираются во все стороны! Он растет свободно и смело.

Он был мощным и сильным, самобытным и свободным, как языческое божество.

Брызги водопада создавали завесу из капель. В ней играла, переливаясь, радуга.

Я не видела себя со стороны, но я видела как каждая капля между моих ветвей играет словно бесценный кристалл. Как в каждой из них играла радуга. Как в каждой из них была заключена своя Вселенная. Столько смысла и простоты. Все же ясно: жизнь прекрасна, и будет такой всегда.