Ксения Жигалина - Тони

Когда через четверть часа он стал подумывать о том, чтобы забрать одеяло из-под стола, енот вдруг закрыл окно. И вскоре он услышал тихо цокающие шаги в комнате.

– Ты же заморозишь свой фикус, – подал он голос.

Тони коротко хрюкнул и пошел спать. Наверное, это еноты так иронически хмыкают, решил он и вырубился.

Он занимался своим утренним кофе, оглядываясь то и дело на енота. Тот сидел, как ни в чем не бывало, на своем стуле, глядя в окно. Ноябрь делал вид, что вот теперь уже точно определился, он – зима. Начавшийся ночью снег, основательно все убелив к утру, сыпал теперь уже для проформы, мелкий и редкий. Тони с удовольствием и, ему так казалось, чуть ли ни с гордостью наблюдал за этим легким и прозрачным снегопадом. Как будто это его лап дело. Он налил молока, подогрел, вставил в кружку соломинку и поставил перед енотом на стол. Тони с радостью принялся за дело, улыбаясь ему голубыми глазами снизу вверх.

– Это ночью был разовый эксперимент или ты намерен теперь устраивать регулярные проветривания? – он отпил кофе, блаженство.

Тони смотрел на него, улыбался и тянул свое молоко через соломинку.

– Угу. Поискать что ли одеяло потеплее…

И тут енот кивнул.

– Я маме расскажу! – пригрозил он, и енот отвернулся улыбаться в окно.

– Как это – открыл окно?! Ты меня разыгрываешь. Тони сам открыл окно?!

– Вот именно.

– Да как же это может быть?

– Ну, вот так. Мы недооценивали его богатырскую силу.

Мама оглянулась. Богатырь, чуть поотстав, разглядывал писающую неподалеку собачку в несколько раз меньше него. Когда собачка, под его чутким наблюдением, закончила, она разразилась писклявым лаем в сторону нарушителя ее приватности, и богатырь припустил вперед.

– А не будешь за дамами подсматривать, – пристыдила его мама и вернулась к теме: – Тони! Тони, ты что, правда открывал ночью окно в кухне?

Енот, излучая неистребимое добродушие, кивнул. Миссионер на допросе, подумал он и хмыкнул.

– А зачем? – изумилась мама.

– Тут, пожалуй, все-таки слово возьму я, – он улыбнулся. – До этого он, по своему уже обыкновению, слушал радио…

– Что у тебя настроено? – встревожилась мама, словно речь шла о воспитании музыкального вкуса ее внука.

– Джаз.

– Хорошо, – мама явно успокоилась. – Продолжай.

– Спасибо, – он кивнул. – Он несколько ночей его уже слушал. А этой ночью вдруг выключил.

– Сам?!

– Ну, разумеется, сам. Сам включает – сам и выключает.

– Тони! – мама ошарашенно посмотрела на енота, тот вышагивал, невинно глазея на фонари.

– Ну так вот. Выключил он радио. И вместо того, чтобы прошлепать на свое место, он взял и открыл окно.

– Как же ты это допустил?!

– Мам, я спал!

– Как это ты спал, если ты слышал, как Тони выключил радио?! – мама негодовала.

– Ну, э-э, да. В этот момент не спал, он что-то уронил со стола, и я очнулся. Но я ж не думал, что он на это способен. Он же партизан. Ему поезда только под откос пускать. Вражеские.

Богатырь и партизан поравнялся с ними и, заглядывая им в глаза по очереди, бочком направился в сторону булочной.

– Ишь, понравилось сдобу лопать! – заметил он.

– Тони, это разве здоровая диета для молодого енота?! – мама пыталась посмотреть строго, но не вышло. – Ладно. Ты, кстати, посмотри в своем интернете, что ему можно, что нельзя, – сдала она позиции и пошла за енотом.

– Тони! – обрадовался паренек за прилавком. – Здравствуйте, – поприветствовал он и пришедших с енотом. – Можно ему орех?

– Можно, думаю, – разрешил он.

– Свежий? – мама прищурилась.

– Так точно! Сам ел! – доложил паренек.

– Ну уж… Тоже мне показатель, – проворчала мама, но рукой махнула что-то разрешающее.

Паренек кинул из-за витрины грецкий орех, и енот ловко его поймал. Паренек рассмеялся, а Тони стал с интересом обнюхивать подарок, то и дело бросая на них на всех довольные взгляды.

В булочную зашел еще покупатель. Мельком взглянув на енота, он возмутился:

– Написано же! С собаками нельзя! Что за безобразие?!

– Это енот! – сурово перебил его паренек.

Покупатель резво отскочил к стене и остался стоять там, не смея выйти в дверь, рядом с которой Тони пробовал на зуб грецкий орех.

Вечером, уже перед сном, он достал себе дополнительный плед, и они улеглись. И, как ни странно, уснул он быстро.

А проснулся от того, что раскрылся и замерз. Видимо, окно уже было открыто. Он завернулся в плед и прошел в кухню.

Енот сидел на подоконнике и вертел в лапах свою соломинку для воды. Вертел, вертел, а потом стал в нее дуть. Подует, повертит. Повертит, подует. Получался какой-то шепелявый присвист. С улицы доносились ночные звуки – шумел ветер, проезжали нечастые машины, хлопнула где-то дверь. Енота было почти не слышно. Какое-то время. Но вот он как будто настроился, половчее перехватил соломинку лапами и… заиграл. Окружающий ночной уличный шум как будто вдруг пропал. И ему стало слышно. Звуки из соломинки были тихие-тихие. Енот больше не раскачивался, не переминался с лапы на лапу. Звуки раздавались приглушенные, это определенно была мелодия . Странная мелодия, льющаяся легко и неторопливо. Он не слышал таких еще.