Александр Солин - Изменитель жизни

Через два с лишним года у нас родился сын, а еще через шесть лет я, сам того не желая, изменил ей. Изменил самым нелепым и трагикомичным образом. Проснувшись среди ночи изрядно нетрезвым в чужой постели, я едва не умер от стыда и поспешным, покаянным бегством не на шутку оскорбил корыстные (был расчет, был!) чувства давно и страстно добивавшейся меня коллеги. Уязвленная, она сообщила о моем грехе жене, представив меня в самом домогательном, разнузданном, ненасытном виде, и как ни пытался я убедить ее в обратном, потрясенная жена потребовала развод, и через два месяца мы стали антителами, антимирами. «Увы, ложь всегда убедительнее правды» – записал где-то глубоко внутри меня мой сокрушенный летописец. И вот уже три года я живу один. Последние полгода ко мне с крепнущей регулярностью приходит моя утешительница Варвара – чужая мне женщина, у которой кровь другого состава (кстати, не забыть позвонить ей и перенести встречу на завтра). Добавьте к этому мою профессиональную неудовлетворенность, и вот перед вами разочарованный, нуждающийся в капитальном ремонте человек. Как хотите, но я не верю, что возможно исправить мою безнадежно покалеченную личность каким-то сомнительным внешним воздействием.

И все же почему ложь убедительней правды – оттого ли что ее не ждешь или, наоборот, взыскуешь?

Наутро позвонили, попросили назначить время, и я им назначил на четыре часа пополудни. Приехали те же люди, аккуратно и бесшумно разобрали и вынесли старую кровать, затем занесли и собрали новую и, вежливо распрощавшись, удалились. Аппарат я пристроил в дальнем углу другой комнаты и прикрыл покрывалом.

Через два часа явилась Варвара. Окинула кровать прищуренным взглядом, плюхнулась на нее задом, придирчиво покачалась и улыбнулась, довольная. После этого прошлась по квартире, подбирая разбросанные вещи и, увидев аппарат, спросила:

– А это что?

– Сосед попросил подержать день-другой, – неловко соврал я.

Перед тем как перевоплотиться в любовницу, Варвара пошла на кухню, превратилась в кухарку и приготовила легкий ужин. Собственно говоря, жена и есть совокупность этих двух функций – кухарки и любовницы. Поужинав в атмосфере семейного уюта, мы с улыбчивой доверительностью перебрали последние сплетни и новости, после чего удалились в спальную. Обнажившись и расчеловечившись, мы творили древнейший и примитивнейший, в одном ряду с приемом пищи и опорожнением кишечника акт, что пережил века и достался нам в допотопном виде. В нем то же творческое однообразие, с которым наши дикие предки, присев на корточки, добывали огонь, то же неизменное и обязательное, чем занималось, занимается и будет в обозримом будущем заниматься человечество. С неторопливым смаком орудуя бедрами, я укладывал пули в самое яблочко, затем поворачивал подругу набок, вставлял патрон в патронник и, придерживая за бедра, продолжал набивать патронташ. Притомившись, ложился на спину, а она, усевшись на меня, развальцовывала свое зудливое нутро. Рыба ищет, где лучше, а она – где глубже. Находила и, заведя руки, откидывалась с мечтательным постаныванием. Ненасытная, она прыгала на мне до скулящего восторга, до красной испарины на скулах, до потного потека меж грудей (добротный секс не может быть красивым – тяжелее только бурлакам). Животная ипостась ироничной, вышколенной редакторши гламурного ресурса, который меня, неприкаянного, приютил. За этот исчерпывающий, искрометный, полнокровный, творимый с галльским бесстыдством секс я звал ее Варвара дочь варвара, притом что тесные, однообразные, задыхающиеся от избытка чувств соития с моей скромницей-женой были мне в тысячу раз милее и дороже. Лежа рядом с любовницей, я вспоминал как вслед хрупким, пугливым росткам первых удовольствий в жене махровым цветом распускалась лишенная малейшей тени распущенности чувственность. Как на крепнущем стебле желания наливались соком экзотические листья неведомых ощущений и как радовали глаз и слух кипящие соцветия белоснежных оргазмов. Где любовь – там слезы, где любовь и слезы – там счастье. Я был с ней счастлив, я был безмерно счастлив! Это когда не знаешь, что сказать, но знаешь, что делать. Это исступленное молчание и неистовая жажда жизни, это объятия и поцелуи – одновременно яростные и нежные. И все это теперь в прошлом, путь куда мне заказан.

– Ну вот, теперь другое дело… – очнулась Варвара.

– Ты о чем?

– Об этом ужасном скрипе…

– И все-таки в нем было что-то возбуждающее…