Похоже, это писал полнейший шизофреник… И я нашёл эти записки здесь, в этой квартирке, в которую забрался поздно: здесь нет ни света, ни тепла, но сейчас лишь наступление весны. Поэтому… И нечего сказать-то больше.
А в комнатухе жил когда-то творческий просвет: стены измазаны идеальными мазками, но пыль, паутина, да времечко славно позабавились, дабы донести до всяких уродство лишь мазков этих красок; я нашёл в них озарение! Возможно, поэтому решил и написать обо всём этом, как и этот парень:
«Помните, пожалуйста, что целовать коленки нужно без слюней, а стопы вы целуйте так, чтоб даже следа от губ ваших сочных не осталось. Тогда, возможно, я начну любить вас. Хотя вряд ли… Я кину вам мясца, падали!.. Ловите!
Ваша диктатура погибает! Вы сами рады сдохнуть ради неё, поэтому мне даже смысла не имеется вам лгать. Мы все однажды побеседуем после нашей смерти. Или будем в тишине молчать навечно! Никакой сверхсилы не хватит, чтобы держать меня в узде – я смоюсь с вашей грязи; я замараюсь сам и буду пачкать тех, других, но рано или поздно я отмоюсь и стану любоваться в зеркало заката. Вам лишь остаётся отпустить… Потом свобода».
Я встал в середину комнаты и прочитал:
– Окна замело буквальным снегом; он холодный, значит настоящий. Логика ломает все запреты; творчество на горбу всех тащит. Я никак не против веры в Бога; я не против, верьте вы в Аллаха! Только нахер делать другу плохо? Убивать с рассвета до заката!
Мрази, суки, падали, уроды —
вы проникновенно умудряясь
тратить все рассветы на защиту
тех, кто вашу жизнь не одобряет
мчитесь с горки в реку, где избиты
мысли, грустные слова и тайны…
«Что у вас внутри – вы нам скажите!
Что нам делать так, чтоб ваши жизни
нам хотя бы счастье показали…
Да, мы понимаем звуки эти
ртами что трепещутся, зубами…
Разрывают связки и событья,
Слов потёртых, сказанных устами.
Как же мы устали от мелодий,
что нам в уши, – не дают почувствать, —
кто-то сверху, снизу, между делом;
шлёт через динамик-человек,
созданный руками человека-винтик;
тик-тик-тик…
тик-тик-тик…
тик-тик-тик…
тик-тик-тик…
тик-тик-тик…
тик-тик-тик…
тик-тик-тик…
тик-тик-тик…
тик-тик-тик…
Я просыпался там, где не каждому дано проснуться, однако тот и не в состоянии прочесть всё это. Да и до этого ли ему, когда ногами сам он хрупко упирается лишь в пол, совсем забывая о своём полёте?! Зачем ему, такому, выслушивать ещё одну природную поломку? Уж хватит боли!
Над моим телом особенно старались, покорпели, потрудились… А чем другие хуже?.. Возможно тем, что я не в них сижу; сижу в своём. И оно ничем не хуже. Но многое забыло и очистилось… Теперь тону в реальности.
Изо рта пасёт навозом, благо запах его помню; жаль, не помню, где его я нюхал раньше. Побежал до туалета, запнувшись о чёрную гитару: пыльная, а струны болтаются. Сел на унитаз, пытаясь захватить свою волну… Так просидел около часа. Обрадовался, когда бзданул – течёт всё, что скопилось. Покряхтел, покашлял. Словил запор… Зато полилась моча. И жжёт, сука!.. Аж слёзы покатились, но говно не льётся. Жду…
«Запор?..» – в сердцах и в мыслях думаешь о геморрое.
– Нужно жевать побольше супу, пока кишка не отвалилась… – эхом повторила ванна: сероватая, унылая и грязная; обиженная на мои мысли и обнажённая. – И сколько ж здесь не жили?..
Молчит, не отвечает.
||
||
||
shit
Бумаги не оказалось, поэтому пришлось тащить свой зад под умывальник. Включил кран – чернотой вылилась дохлая водица, спустя вымышленные минуты стала краситься и превращаться в прозрачную, но всё же отдавала желтизной и хлоркой. Дождавшись блеска, залез в посудину: согнулся в три погибели, чтобы удобней там расположиться; ванночка урезана почти наполовину.
Сидеть, конечно, было неудобно, холодно, но вот когда на пальцах ног я ощутил сначала теплоту, и сразу чуть не получил ожёг, свёрнутая лыба расползлась не только по лицу, но и по сортиру, убавив от него уюта. Впрочем, его там явно не хватало, может быть, и не было никогда. Намылился, и тут же отключили воду…
Что делать, я спокойно вытерся и убежал на улицу – квартира-то меня не принимала! Когда спустился до дороги, увидел проезжающий трамвай. «Может, в него?» – промчалось в голове. Он ехал дальше. Уже за угол повернулся и вдруг встал. Я побежал.
Вселенная мигала огоньками: всё это – умирающие звёзды; других планет мы даже не увидим: с Земли на всё смотреть не так противно. А ночью снова плачет сильный и необузданный мечтами ветер, и плачут скалы; за окном и небо разревелось, и мечты, и мысли падают опять куда-то в пропасть – их там жрут сначала, а потом терпеливо высрут, и обратно: сожрут и высрут – выжмут и обратно.
Читать дальше