Алексей Макаров - Вперед, по жизни

Но тут Лёнька увидел, что Серому сейчас будет плохо. Здоровущий пёс схватил Серого за глотку и начал валить его на спину. Серый даже начал задыхаться.

Не обращая внимания ни на кого, Лёнька схватил палку, которая подвернулась ему под руку и начал дубасить здоровенного кобеля по спине.

Тот взвизгнул и, прижав уши, отскочил от Серого.

Увидев Лёньку в центре дерущихся собак, мужики заорали:

– Ты что делаешь? Сейчас они тебя искусают, разорвут!

Но здоровяк отскочил после Лёнькиного удара и не стал больше бросаться на Серого.

Почувствовав, что здоровяк больше не кинется на него, Лёнька, продолжая размахивать для устрашения палкой, вытащил Серого из своры разъяренных псов за ошейник.

С другой стороны, в ошейник Серого вцепилась и Ритка. Так они вдвоем и затащили упирающегося Серого во двор Риткиного дома.

– Слышь, Ритка, у тебя йод есть? – Лёнька всё не мог отпустить от себя скулящего Серого из, головы которого капала кровь.

– Было, что-то у мамки, когда она мне мазала ногу, – начала вспоминать Ритка.

– Так, тащи! Видишь у Серого кровь идет? – скомандовал Лёнька.

– Щас, – тут же отреагировала на его просьбу Ритка и вбежала в дом.

Через несколько минут она выбежала с какой-то коробкой.

– Вот. Из неё мамка брала мне йод, – взволнованная Ритка передала коробку Лёньке.

Лёнька достал бинт из коробки, нашел там йод, намочил кусок ваты йодом и принялся обрабатывать кусок оторванной шкуры за ухом Серого.

Здорово цапанул его здоровяк. За ухом был оторван клок кожи с шерстью, из которого постоянно сочилась кровь.

Когда Лёнька смазывал йодом рану, Серый даже поскуливал. Наверное, йод щипал в ране. Но пёс не отходил от Лёньки, как будто чувствуя, что Лёнька делает ему добро.

Ритка, стоявшая рядом, придерживала Серого за холку, крепко в него вцепившись.

От волнения она всё время что-то тараторила, на что Лёнька не обращал внимания, время от времени автоматически отвечая на её вопросы:

– Лёнь, а ты не боялся, когда кинулся на собак? – Ритка попыталась заглянуть Лёньке в глаза.

– Да не помню я, – отмахивался от неё Лёнька, занятый обработкой раны.

– Лёнь, а ты всегда такой храбрый? – Ритка в восторге не отрывала взгляда от Лёньки.

– Да отстань ты, – Лёньке некогда было отвечать на Риткины вопросы, он мазал Серому кусок оторванной кожи и старался прибинтовать его к голове. – Ты лучше, вместо того, чтобы болтать, Серого держи, а то он от боли и меня сейчас может цапануть.

– Лёнь, а зачем ты полез к собакам? – не обращая внимания на Лёнькины слова, продолжала расспрашивать Ритка.

Но вняв Лёнькиной просьбе, крепко сжала голову Серого, приговаривая при этом все ласковые слова, которые она знала, стараясь успокоить скулящего пса.

– Да откуда же я знаю? – так же автоматически ответил Ленька, занятый обработкой раны. – Ну, полез и полез. Разве я об этом думал? Мне просто стало страшно за Серого, – и он мимолётом взглянул на Ритку.

– Нет, Лёнь, я бы так не смогла, – восторженно смотрела Ритка на Ленку. – У меня бы на это смелости не хватило.

Тут Лёнька оторвался от обработки раны:

– Дура ты Ритка! – посмотрел он ей в глаза. – Когда друг находится в беде, то ты и не на такое пойдешь. А если бы его убили или разорвали в клочки? Что бы ты потом делала? – он достал очередной бинт, стараясь как можно плотнее прижать оторванный кусок кожи к голове с его помощью.

Ритка на это вообще ничего не ответила, а только смотрела за Лёнькой и его руками, которыми он старался облегчить страдания Серого.

Вот так и окрепла дружба Лёньки с Серым.

И всегда, когда ребята возвращались с работы, первым, кто их встречал на прииске – это был Серый.

А иной раз, он ходил с Лёнькой и на работу.

Лёнька рубил профили, а Серый появлялся, то тут, то там, и всегда бегал вокруг него кругами, как будто оберегая от какой-то опасности.

Он как чувствовал, когда Лёньке надо было сделать перерыв, подбегая к нему и верно глядя в глаза. Конечно, он хотел получить небольшой кусочек из «тормозка», который Лёнька брал с собой на целый день. Лёньке это было понятно, но иногда Серый подбегал к нему и так смотрел в глаза, что, в них порой даже было страшно смотреть, настолько его взгляд был человеческим. То ли Серый хотел высказать этим взглядом верность Лёньке, то ли уберечь его от внешней угрозы, от которой он его сейчас охраняет, то ли он благодарил его за что-то. Лёньке это было не понятно. Он иногда брал морду Серого к себе в руки и, поцеловав в мокрый нос, спрашивал: