Виктор Улин - Маленький гарем

Приняв у Ольги почти новую дубленку и определив на проволочную вешалку в передней, я осмотрел место, предназначенное мне.

Закуток налево от входной двери напомнил строчки из русской классики про комнату для слуги.

Узкую, темную, душную, заваленную какими-то картонными коробками.

– С этим что делать? – спросил я, без радости глядя на кучу хлама. – Это чье вообще? Хозяйское, или как?

– А черт его знает, – ответила староста, оказавшаяся довольно привлекательной в черном брючном костюме. – Не думаю, что хозяйкино, тут ее вообще ничего нет, кроме мебели и посуды. Наверно, жильцы накидали. В прошлый раз тоже лежало, мы собирались вынести на помойку. Хотели освободить место и перетащить платяной шкаф из комнаты, а то там воздуха мало. Только тронули – он развалился на куски. Сложили обратно кое-как, больше не двигали, до мусора дело не дошло.

– Тогда я все это выброшу, – сказал я. – А то сюда раскладушка не войдет.

– Выбрось, я пока тут приберусь, разложусь. Потом вымою пол, повесим занавеску, будет у тебя личная комната.

Вынос мусора занял гораздо больше времени, чем ожидалось.

Коробки разваливались точно так же, как шкаф, куда Ольга раскладывала свой сессионный гардероб. Из них что-то падало на ходу, сыпалась какая-то дрянь. Мне пришлось сходить на помойку три раза, потом еще прибрать на площадке: в самом подъезде, в отличие от вонючей берлоги, было довольно чисто.

Когда я совсем вернулся, Ольга уже переоделась из брючного в домашнее.

Теперь на ней красовался наряд « Кавказской пленницы ».

Сам фильм я помнил плохо: он казался слишком наивным – но был солидарен с людьми из поколения родителей. А они – если верить россказням – ходили в кино по пять раз лишь для того, чтобы полюбоваться ляжками Натальи Варлей в фиолетовых колготках.

Правда, Ольгины, сияющие из-под клетчатой рубашки, были черными, но части тела, на которые она их натянула, могли дать сто очков форы легендарной актрисе.

Определенно, старостой стоило полюбоваться.

– Погоди ты со своей раскладушкой, – остановила она, когда я взялся за сверток, прислоненный к стене. – Успеешь, я еще в твоем бомбоубежище пол не помыла.

– Подожди мыть, – я поднял руку. – Сначала повешу занавеску. Эта квартира такая, что когда стану забивать дюбели, может отвалиться штукатурка.

– Тогда давай сначала чаю выпьем. Я что-то устала.

Ольга сдула со лба пепельную прядь.

Перебивая застарелую вонь разнообразной дешевой еды, въевшуюся в стены, от нее пахло свежим потом, хорошим дезодорантом и – сильнее всего – просто женским телом.

– А я кофе взял. Причем хороший, – сказал я. – Может, его, чтобы взбодриться?

– И его тоже. Только подожди еще минутку, я не все свое доразложила. Пока пиздюшки не приехали, надо занять козырные полки.

Кивнув согласно, я прошел в комнату – еще более ужасную, чем мой отсек. Там не было дневного света и убожество не било по глазам. А тут в окно ломилось морозное солнце, от него жилище казалось еще более неприглядным.

Подъезд выходил на улицу, помойка пряталась во дворе, с коробками приходилось обходить полдома, я тоже приустал.

И теперь с удовольствием сел отдохнуть.

Диван подо мной чуть не опрокинулся, заскрипел, воткнул какую-то пружину. Заскрипев сам, я передвинулся и посочувствовал женщинам. Моя раскладушка все-таки была новой.

Но сидеть оказалась лучше, чем стоять или мотаться взад-вперед.

Обшарпанная комната была пустой, не считая спальных мест и гробоподобного шкафа. Столов для занятий тут не имелось: заочники приезжали на сессию не с учебниками, а с деньгами, в свободное время не занимались, а развлекались.

Ольга возилась с нарядами, двигалась передо мной, как на сцене.

Я не знал, чем она тут занималась, пока я курсировал между квартирой и помойкой, но работы у нее осталось невпроворот. Никуда не спеша, она выкладывала в шкаф трусики и блузки, за каждым предметом нагибаясь к сумке, стоящей на полу.

Круглый зад, то и дело показываясь из-под рубашки, наполнял душу невнятной радостью.

Женщина, оставшаяся в одних колготках, не могла не казаться прекрасной.

А я был мужчиной, прежде всего им, а уже после – всеми прочими.

– Послушай, Ольга… – заговорил я, слегка отдышавшись.

– Слушаю, – ответила она, наклонившись еще ниже и сияя черным светом ярче солнца.

– Жопа у тебя классная.

– Только она?

– Не только. Еще ляжки.

– А еще?

– Больше ничего не вижу.

– Так посмотри.