В лес зашли, Ачина песни поет да ягоды собирает. Уж полно лукошко набрала, а старшие идут да всё место укромное выбирают. И зашли они в самую гущу, где Леший с Кикиморой живут. Стукнули тогда они камнем сестрицу по голове, отобрали Зеркальце, да к дереву высокому бедную сестрицу привязали дикому зверю на съедение.
Домой прибежали, рыдают :
– Батюшка! Не гневись! Не углядели, не уберегли сестрицу. Зверь лютый Ачину загрыз. Сами еле спаслись.
Зарыдал отец, застонал дом, завыл Домовой, захлопал дверями и окнами.
А надо сказать, что леший Лешик и домовой Мотя большими друзьями были, частенько в гости друг к дружке хаживали, за чайком ароматным разговоры разговаривали, всё Ачину хвалили да сестриц ругали. Вот и прибежал Лёшик к Моте, рассказал, как младшую сгубили и что та теперь веревками тугими к дубу привязана.
Стали они думать да гадать, как же им всё Добрану поведать, ведь язык их только Ачина понимала. И придумали: Мотя её вещи раскидал да дорожку ими выложил до леса, а Лёшик цветами её любимыми тропочку до дерева высокого указал, где смерть свою встретила Ачина.
Добежал купец до дуба могучего, увидел доченьку свою любимую, разрубил верёвки, положил тело бездыханное на травушку густую. Встал отец перед ней на колени, а та лежит, как живая, даже румянец на щёчках ещё не сошёл. Кажется, вот-вот откроет свои глазки лучистые, улыбнется батюшке, утешит да слёзы осушит.
– Встань, купец! – раздался вдруг голос в голове Добрана. Это Лёшик с Мотей достучались до сердца отцовского. – Иди за нами!
Удивился он, но послушался, встал и за голосом пошёл. И пришли они к двум источникам. В одном вода тёмная, ни травинки вокруг, ни птички, ни зверушки. В другом – вода светлая, прозрачная, цветы кругом глаз радуют, птички поют да зверье всякое из источника того воду пьёт.
– Набери водицы, – продолжал голос. – Мертвой рану смочи, а Живой потом побрызгай.
Так Добран и сделал. Мёртвой водой обмыл рану дочери своей, рана и затянулась, как и не было. Потом побрызгал Живой водой. Ачина и ожила, глазки свои открыла, батюшку обняла, утешила, слёзы его осушила.
Вернулись они домой. Запер купец дочерей старших в темницу, отобрал все подарки и наряды.
– Потом решу, что с вами делать, – сказал он, отдал Ачине Зеркальце, а та и рада: столько дел накопилось, пока её не было!
А в ту пору гонец царский в город этот прибыл. Дескать, заболел Царь невиданной болезнью. Сотни лекарей да колдунов справиться с этой хворью не смогли. Что бы не делали, всё без толку. Прознал тот гонец про Ачину да Зеркальце её Волшебное и пригласил её во Дворец Царский.
Только глянула девушка через зеркальце на Царя, так и говорит:
– Тоска любовная овладела Царём-батюшкой. Любит он Царицу из соседней страны, а признаться стесняется, отказа боится.
В тот же миг сваты были отправлены в царство прекрасной Царевны. А та давненько поджидала, когда же её суженый замуж её позвать осмелится.
И вот королевская свадьба. Столы ломятся от яств. Музыканты стараются вовсю. А молодые на седьмом небе от счастья.
Целую неделю длился пир, а потом Царь призвал к себе купца и Ачину:
– Верные мои поданные, – начал он, – друзья и спасители мои. Хочу поблагодарить и наградить вас по-царски. Говорите, чего желаете? Золота, серебра, титул?
– Ваше Величество! – сказал Добран. – Золота и серебра мне хватает, а вот совет мудрый мне нужен.
И он рассказал про старших дочерей.
– И вот теперь я не знаю, как поступить с ними. Ведь кровь родная в них…
– Что ж, – подумав, ответил Царь. – Вот мой указ! Отправляю их на восемь лет в лес дремучий на учение к Ведунье древней! Ну, а ты, девица красная, спасительница моя любезная. Чего душа твоя желает?
– А мне, Царь-батюшка, гусляр твой приглянулся, да и я ему… – потупив глазки, сказала Ачина.
– Ну-ну, не смущайся! – засмеялся Царь. – Ведомо мне про это. Гусляр – сын мой родной. Музыку он очень любит, вот и играл на свадьбе. И ещё с вечера просил моего благословения на ваш союз. И, если твой батюшка не против, так быть по сему!
Так и закончилась сказка о том, как добро зло победило. А о том, что с нашими героями дальше случилось, так это уже другая история.
В сказке использованы старославянские имена:
Таислав – скромный.
Василько – царский.
Читать дальше