Ю_ШУТОВА - Реки текут к морю. Книга II. Каждой – свое

И вот на сцену стал выходить оркестр, это были мужчины в черных костюмах, пиджаки у них были смешные, спереди совсем короткие, а сзади с двумя длинными хвостами, были и женщины, но меньше, в черных длиннющих платьях. В руках музыканты несли скрипки или разные трубы, они рассаживались по местам и совсем не путались, наверное, каждый знал, куда ему надо садиться. Пока они выходили, люди в зале начали хлопать в ладоши. Вот музыканты расселись, и тогда на сцену вышел солист.

Это был здоровенный дядька, с отвисшим пузом, большим красным лицом, лохматыми, наполовину седыми волосами. Некрасивый, Эле он не понравился. « Вон у него какие ручищи здоровые, как он может такими руками делать музыку? У нашего дворника дяди Гриши такие руки, он зараз большущую лопату снега загребает. И этот мог бы». Пока солист усаживался за роялем, все в зале стали хлопать еще громче, видимо им он нравился.

Самым последним вышел на сцену дирижер, совсем-совсем маленький человечек. « Да он не выше Люси! » У него была круглая лысая голова, узкие глазки, их вовсе не видно, когда он улыбался. А он все время улыбался, устраиваясь на своем крохотном помосте. Повернулся к залу, кланялся, смешно сложив ладошки перед грудью. Он не был толстым, но из-за своей круглой головы и какой-то округлой улыбки, сам казался Эле круглым и масляно-блестящим, как колобок, нарисованный в ее книжке. « Как он сможет командовать всем оркестром? Их вон как много, а он маленький совсем, и никакой палочки у него вовсе нет. Они его и не увидят, особенно те, сзади там, с контрабасами».

Потом дирижер, вдоволь накланявшись и наулыбавшись, развернулся лицом к оркестру. Зал прокашлялся последний раз и затих. Маленький человечек поднял над головой руки, слегка крутнул левой ладошкой, и на Элю обрушилась музыка.

Она валилась сверху плотными мощными аккордами. Девочка вытянула голову над барьером балкона, посмотрела вниз и поняла, что дирижеру приходилось совсем не сладко. Музыка падала и на него, и, подняв руки над головой, он старался разогнать ее в стороны. Он толкал эти каскады звуков то влево, то вправо, и вот у него уже стало получаться, музыка притихла.

Но тут за дело взялся солист. Он бросил свои ручищи на клавиши, и музыка, вырвавшись из-под его пальцев, ударила маленького человечка в грудь. Тот пригнулся, выставив руки вперед, будто шел против очень сильного ветра. Но с таким напором ему было не совладать. Музыка сдула его, прижала к перильцам дирижерской площадки. « Вот зачем это сделано, если бы не было заборчика, дирижер свалился бы в зал, прямо на колени тем, кто в первом ряду ». Теперь он стоял полубоком, прижавшись к золоченой перекладине, и лишь иногда грозил пальцем пианисту. А еще он улыбался, знал, что сумеет перехитрить музыку.

То, что тетя Вера ошиблась, и дирижер вовсе не управлял музыкой и не командовал оркестром, Эля поняла сразу. Совсем наоборот, маленький человечек просто жил внутри мелодии. То он сражался с ней, когда она становилась мощной и страшной, как ураган или цунами, то, улыбаясь, приплясывал на своей площадочке, разводя руки или крутя ладошками над головой. Или принимался сам делать музыку. Он лепил ее двумя руками, круглый комок музыки, мял его, ловил одной рукой звуки из воздуха и добавлял к уже вылепленному. Но комок становился очень большим, трудно было держать его, тогда он отсекал и отбрасывал лишнее, и снова лепил и лепил в воздухе видимую лишь ему мелодию.

Музыка стала похожа на пушистого птенца, дирижер покачал ее на руках и вдруг подбросил вверх. Эля даже испугалась, что птенец не полетит, упадет и разобьется, она отъехала к спинке своего кресла и протянула обе руки вверх, чтобы поддержать музыку.

– Прекрати елозить, ты совсем не слушаешь! – одернула ее мама.

«Я не елозю, я смотрю», – промолчала в ответ Эля. Она зря испугалась, взлетев к самому потолку, музыка рассыпалась там на звонкие золотые снежинки, и под ними приплясывал маленький затейник. Теперь, подняв руки над головой, он вытягивал из рукава разноцветные шелковые ленты, голубые, красные и желтые, и помахав ими, выпускал. Ленты плыли в зал, извиваясь в воздухе. Конечно, никаких лент на самом деле Эля не видела, но она прекрасно их слышала, и их цвет, и шелковый блеск.

Музыка, подпрыгивая, бежала по лесной тропинке, как Красная Шапочка. А потом превратилась в громадного черного медведя, топающего по лесу, не разбирая дороги. Но дирижер тут же кинулся ее усмирять, он обнял музыку за плечи, и пошел вместе с ней, по-медвежьи переваливаясь с ноги на ногу. Он очень хитрый, этот маленький волшебник. Вот только с солистом ему было не потягаться, как только музыку удавалось успокоить, тот сразу принимался за дело – рояль, раздвинув плечом все остальные звуки, вступал мощно и грозно. Но дирижер больше с ним не спорил, с тонкой усмешкой он сразу отступал к золотым перильцам и оттуда следил за пианистом, изредка показывая тому пальцем: «Нет, здесь ты меня не достанешь!»