Николай Боровой - О мир! Очерки бывалого путешественника, не чуждые мыслей и юмора

Для современного посетителя Сан-Пьетро либо Сан-Пьетро-ин-Винколи, микеланджеловская «Пьета» или его же «Моисей» – обычно лишь всемирно известный «бренд» и обязательный в посещении Рима культурный аттракцион, в самом лучшем случае – гениальные их художественно-эстетическими особенностями и религиозным символизмом произведения искусства, в которых вдумчивое восприятие и пытливый ум, словно в книге, могут прочесть эпоху и ее бесконечные загадки. Я видал левантийских сограждан, жителей приморской полосы, которые с удовольствием снимались на фоне «Моисея» в позе незабвенного «кинг-конга». Однако, для посетителя этих соборов времен оных, ревностного католика, речь шла даже не просто о совершенных, гениальных их особенностями произведениях искусства, а о ключевых религиозных образах, об образах и символах его веры, то есть о том, что являлось для него миром и бытием человека, сутью вещей. Это, а не что-то иное, определяло по сути и в первую очередь восприятие произведения искусства и отношение к нему. И гениальность или же просто эстетическая, нравственная и культурная ценность произведения искусства, определялась вовсе не одними его чисто художественными особенностями и достоинствами, а в первую очередь именно этим, то есть способностью на основе школы, стиля и мастерства, с силой воздействия и проникновенности воплотить религиозные образы, символы и смыслы. Говоря окончательно и иначе – в означенные эпохи, лицом и сутью которых, а так же их культуры и сознания, являлась экзальтированная и действенная в ее силе и жизненности религиозность, чисто художественные и эстетические особенности произведений архитектуры, скульптуры и живописи, были нераздельны с оных сакральностью и культурной, то есть определяющей в отношении к бытию и сознанию человека ролью. Сакральность произведений искусства, ее запечатленность в характерных для них художественных формах, способность таковых поэтому формировать образно-смысловую, визуальную и пространственную вселенную человеческого бытия, именуемую «культура» – вот, в основе что определяло их красоту и эстетическую ценность. С собором Гауди это не так, и подобное понимание и ощущение настигает почти немедленно. Авангардистский архитектурный и скульптурный стиль внешних и позже возведенных сторон собора, отдающий отельным дизайном внутренний декор, безусловно служат десакрализации места и пространства, превращения его из собора в культурный и архитектурно-художественный аттракцион. Однако, причины как кажется глубже, и виновен в подобном был сам Антонио Гауди. С одной стороны, изысканность и блеск, вдохновение модернистского и «неоготического» стиля, в котором архитектор задумывал как структуру здания, так и его внешнее оформление, наверное могли и должны были в конце концов, поверх всех «чудачеств» и особенностей модернистского мышления, создать потрясающее обликом и художественными достоинствами, рождающимся из этого чувством «сакральности» здание. Ведь любой, наверное, содрогнется и от величественной возвышенности и необычности задуманного Гауди архитектурного пространства, и от концепции внешнего декора в возведенной им самим части Собора. Да кого же, в самом деле, сумеет отставить равнодушным эта искусно испещрившая камень бесконечность узоров, знаков, скульптур и различных иных нюансов декора, очевидно стоящий за подобным огонь вдохновенной художественной и архитектурной мысли Гауди, его жертвенный и самоотверженный труд над воплощением замысла, который его последователи, в их не только эпохальной и творческой, но еще и человеческой ментальности, сочли излишне утомительным? Однако, как и во многом ином, здесь есть и иная сторона. Как уже сказано, со столь характерной более современным стилям ограниченной самоуверенностью и высокомерностью, последователи Антонио Гауди сделали наверное самое главное, чтобы воплощая и завершая замысел гениального архитектора, максимально опошлить и извратить его, быть может – таким парадоксальным образом вообще его погубить. Взгляд на конструкции приделов с южной стороны, напоминающих торговые ряды, коллаж авангардистских, в стиле архаичного примитивизма и кубизма скульптур там же, породят именно такое чувство, увы, ибо вместе с декором внутреннего пространства, всё это напрочь стирает образ и задумку, концепцию и «сакральность» здания, превращает его чуть ли не в некий экспериментальный экспонат в заповеднике оригинальной архитектуры, в плод и пространство упражнений когда гениальной, но чаще отдающей пошлостью, «китчем» и безвкусной эклектикой архитектурной мысли.Читать дальше