– Постараюсь, – сказал Михаил. Он встал, накинул рюкзак на плечо и спросил: – Я могу идти?
– Да, конечно, – закивала она, – идите.
Михаил вышел из аудитории расстроенным. Казалось бы, чего расстраиваться? Ну, подумаешь, госпожа Кисимото провела воспитательную беседу. Ему ли привыкать к этому. За год его не раз вызывали другие преподаватели, и нередко дело заканчивалось в кабинете декана. Но только не она. Кей впервые попросила его остаться, хотя больше всего проблем у него было именно с ее предметом. В душе он прекрасно понимал, что его расстроило. Ее убедительные реплики и до безобразия спокойное поведение лишили его равновесия и оставили в душе чувство стыда и вины. Никогда прежде он не переживал по поводу всех этих бесед и забывал о них, как только покидал стены преподавательского кабинета. А теперь, шагая по длинному коридору на встречу с инспектором курса, он думал о разговоре с госпожой Кисимото, а ее фраза «Поверьте мне, у нас замечательная страна, я уверена, вы непременно полюбите ее» крутилась на языке, как заезженная пластинка.
«С каких корзиночек я должен полюбить ее?»
В начале учебы все казалось не таким уж страшным. Первый курс пролетел незаметно – то ли потому, что студентов щадили преподаватели, то ли программа была еще не слишком сложной. Они учили по тридцать иероглифов, по несколько грамматических конструкций и по сто пятьдесят слов в неделю. Помимо японского языка, который занимал одну пару в день, изучали другие дисциплины: социологию, информатику, фольклор. И только когда начался второй курс, Михаил понял, в какой кромешный ад он угодил. Японский теперь занимал две пары в день, а предметов, касающихся страны восходящего солнца, стало куда больше. У студентов была одна единственная отдушина – правоведение. На него они шли как на праздник. Госпожа Кисимото и другие преподаватели настолько прониклись «большой и искренней любовью» к студентам, что время, которое те раньше тратили на развлечения и прочие молодежные шалости, теперь стало уходить на зубрежку иероглифов и написание всяких работ, курсовых и рефератов. Михаил понимал, что дальше будет только сложнее, и думал лишь о том, как бы ему продержаться до конца обучения и не вылететь из универа за неуспеваемость. А это ни много ни мало еще почти четыре года жизни.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, как добрался до учебной части.
«Сейчас еще Ксюха дыру в черепе просверлит», – подумал он и постучал в дверь. Услышав звонкое «Йёкосо», что на японском означало «добро пожаловать», парень вошел в кабинет. Инспектор курса, миловидная брюнетка с вздернутым носиком и пухлыми блестящими губами, сидела за письменным столом и чем-то увлеченно занималась в ноутбуке. Она была симпатичной, многие парни смотрели на нее с вожделением, но только не Михаил. Каждый раз, когда она хлопала нереально длинными ресницами, явно не своими, он вспоминал корову из старинного мультфильма «Буренка из Масленкино». Михаил не мог объяснить почему, но сей факт отбивал у него все желание смотреть на нее как на девушку. Он видел в ней только инспектора курса и никого более. Она поднялась с кресла, поправила неприлично узкую юбку, одернула алую рубашку и, цокая тонкими каблучками, направилась к нему. Пока она шла, Михаил в голове изобразил иероглиф «aka», обозначающий ярко-красные цвета. Была у него такая привычка – мысленно рисовать значки тех слов и фраз, которые он уже выучил. Может, поэтому ему не приходилось часами корпеть над учебниками, как это делали другие студенты.
– Ба, какие люди пожаловали ко мне в гости. – Девушка раскинула руки в стороны, точно собиралась обнять его. – Рассказов собственной персоной.
«Ксюха в своем репертуаре».
Хоть она была строгим инспектором, не давала спуску студентам, это не мешало ей ходить с ними на вечеринки или сидеть в каком-нибудь кафе. В тот день, когда одногруппники праздновали Вовкин день рождения, она тоже была в ночном клубе и веселилась вместе со всеми до самого утра. Но потом, когда узнала, что Михаил не пришел на экзамен, чуть живьем его не съела.
– Здравствуйте, Ксения Сергеевна, – криво улыбнулся Рассказов. – Тоня сказала, что вы меня вызывали.
– Вызывала, – подтвердила она и кивнула на стул, который стоял сбоку ее стола. – Присаживайся. Чай, кофе, потанцуем? – шутя, предложила она.
Михаил стушевался, никак не ожидая такого гостеприимства. Он приготовился к «разбору полетов», но не к распитию бодрящих напитков.
Читать дальше