Артур Дарра - Эфемерно

– Вы, пожалуйста, присаживайтесь, куда вам удобно. И большое вам спасибо, что принесли трость.

Я снова зачем-то кивнул и присел на жёсткую табуретку возле того самого столика.

– Устроюсь здесь, – сообщил я.

– Хорошо, – ответила она и, положив на пол костыль, присела на диван. Правда, только Анна Евгеньевна опустила руку на поверхность дивана, губы её распахнулись, словно она обнаружила нечто ужасное. Тотчас же она принялась торопливо убирать постельное бельё.

– Вы меня простите, пожалуйста… Всё-таки гостей у меня почти никогда не бывает…

– Да ничего страшного, – сказал я искренне. – У Вас очень даже уютная квартира. Маленькая, но уютная.

– И правда, маленькая, – произнесла она, когда собрала постельное бельё. – В этом её преимущество для меня. Очень удобно. Уже выучила каждый сантиметр, все изгибы, повороты… – И спустя несколько мгновений, убрав собранное бельё в сторонку, добавила: – О чём вы хотели поговорить?

Я откашлялся. Мне не хотелось сразу же начинать с новостей об отсутствии на уроках Илоны, о том, что никто в классе понятия не имеет, где она. Поэтому вынул из рюкзака несколько бумажных листов и коротко сказал:

– По поводу тестов Илоны.

– Она ничего не натворила?

– Да нет… не то чтобы натворила… Просто Вы же так и не смогли присутствовать на родительском собрании. А там я рассказывал о результатах тестирования всего класса.

– Илона не сообщила мне, что будет собрание… Понимаете, я ведь сама-то не выхожу из дома, но собрания посещаю с удовольствием. Мне интересно, как она учится. Порой это для меня единственная возможность оставаться в её жизни. Хоть что-то знать о том, что с ней происходит. Но только она безумно стыдится меня… Моей слепоты. Поэтому никогда и не говорит о собраниях – только бы другие родители меня снова не увидели.

– Она сама Вам это сказала?

– Нет. Но это и так понятно.

– Она к Вам вообще не приходит?

– Практически. Последний раз она приходила две с половиной недели назад. Сказала, что в школе собирают деньги. Я дала ей нужную сумму, но при этом уточнила, точно ли для школы? Может, ей просто нужны деньги для себя? Она так обозлилась на меня в этот момент, что даже бросила свои ключи передо мной на пол, сказав, что больше ноги её здесь не будет. После чего ушла. С тех пор не появлялась.

– Хм… – задумался я.

– А несколько дней назад мне позвонила её классная руководительница, спросила, почему собрание уже началось, а никого из родителей Илоны ещё нет. Я ответила, что снова ничего об этом не знала. И стала быстро собираться туда. Знаете, я ведь… очень торопилась… и… когда вошла в школу, не задумывалась ни о чём другом. Я и знать не знала, что в том конце коридора делают ремонт… – Анна Евгеньевна прикусила нижнюю губу, лицо её стало ещё напряжённее. – Так нелепо вышло…

Мной мгновенно стала овладевать жалость к этой женщине. Я молчал, не в состоянии вымолвить ни слова. Что можно сказать в такой ситуации, даже будучи психологом? Слепая… Торопившаяся на собрание, о котором дочь даже не оповестила… И вот теперь – с переломом ноги . А я сижу напротив неё и пытаюсь впаривать ей о каких-то тестах.

Всё моё существо категорически запротивилось воспроизводить информацию с листов, которые я держал в руках: очерчивать образ взбалмошной Илоны, рассказывать о её вызывающем поведении, слабой успеваемости. На это уже не было никаких сил.

– Вы принесли чай? – спросил я, взглянув на поднос.

– Ах, да… – спохватилась Анна Евгеньевна. – Но только это не чай, а какао. Надеюсь, вы не против? Вы не торопитесь?

– Да куда торопиться… Выходной день.

Я передал ей чашку, а вторую пристроил в своих ладонях.

– В школе, наверное, за всю неделю ой как устаёте, и выходные хочется провести для себя. А тут вам приходится носиться по домам учеников.

– Ну… – Я почесал затылок, подыскивая более правдивую ложь. – Такова работа школьного психолога. Ничего не поделаешь.

Она кивнула. Затем произнесла:

– Вы пейте, пожалуйста. Если захотите, можете сходить и налить себе ещё. Но за тараканов, которые могут объявиться на кухне, я, опять же, не ручаюсь…

Я засмеялся.

Выглядела Анна Евгеньевна крайне изведённой жизнью, но росток юмора в ней ещё пробивался. Это свело меня с мыслью, что одна из немногих вещей в быту, которая может спасти человека у самой грани отчаяния, – это именно чувство юмора. Способность посмотреть со смехом на сложившуюся ситуацию, даже когда всё кажется трагичным и безвыходным.