Александр Ершов-Дремов - Разные судьбы

– Михаил? Вот не ожидал так не ожидал. Ну здравствуй-здравствуй! Одного провожаю, другого встречаю. К нам? В гости? Надолго или как?

– Думаю, что надолго.

– Что так, Миша?

– Не получилось у меня в жизни ничего. Время убил зря, да какое время! Годы, долгие годы. А как хотелось, чтобы было все хорошо.

– Кто не хочет, чтобы было все хорошо?

– Вот жизнь! И каких только сложностей в ней не бывает.

– Ну что же теперь, Михаил Спиридонович, надо жить, забудешься постепенно. Вот приведу тебя домой, увидишь свою дочурку, какая она у тебя стала, и забудешь все на свете. Ждет тебя. Уж взрослая совсем и свыклась с тем, что ты там, а все ждет. Вот радости-то будет! Снимет она тебе всю боль с души, как пить дать снимет. Сергея вот Зацепина провожал сегодня.

– Так это Сергей был?! А я то думал, что за личность такая знакомая. Точь-в-точь Степан в молодости. Вот значит у Евдокии сын какой вырос. Если б не он, не вынести бы тогда ей того удара. Тоже вот судьба у человека сложная.

При въезде в родное село сердце Михаила радостно забилось с тем знакомым волнением, какое он испытывал каждый раз, как только приезжал он в отцовский дом к дочери и к отцу. У калитки газик затормозил.

– Смотри, внучка. Чего-то председатель подкатил на своем драндулете. Не иначе от Сережки твоего чего передать хочет. Пойди, узнай.

Вера выбежала на крыльцо. Какое же было ее изумление, когда она увидела шедшего ей навстречу отца. Она скрестила руки на груди.

– Папа-папочка мой! Папка приехал, – закричала она и бросилась ему навстречу. Вера обхватила отца за шею, крепко прижалась к его груди.

– Верочка, доченька ты моя, – говорил он, гладя ее по голове. По его щекам текли слезы радости. Он целовал дочку и не мог нарадоваться ею. – Какая ты у меня стала взрослая, красавица ты моя. Тут он заметил отца. – Отец! Здравствуй, родной! – И он обнял старика-отца.

– Надолго к нам? – отстраняясь, спросил он.

– Я совсем приехал, навсегда.

– Это правда, папа? Правда навсегда?

– Правда, дочка, правда. – Вера радостно прижалась к отцу.

– А как же Вовка? А, сынок?

– Вовка уже большой. Он меня понимает. Обещал приехать, как закончит школу.

– Нелегко тебе, сынок.

– Что сделаешь, отец. Видно такова уж судьба. Не довелось нам с Натальей испить чашу счастья до конца. Хотя и было между нами согласие. А вот с Юлей ничего не получилось.

В доме Михаил достал из чемодана подарки.

– Это тебе, отец, – он подал деду костюм и две рубашки.

– Это куда же я буду в нем ходить-то? Лошадей сторожить?

– Ничего, отец, будет же у нас праздник, вот и наденешь.

– Да вот ведь штука какая. Век не нашивал.

– А это тебе, дочка, – он передал ей платье и туфли модные на каблуке.

– А это, я так думаю, что вечерком неплохо бы посидеть, – и он выставил две бутылки водки. – Надо бы позвать к вечеру председателя с женой, да Евдокию, ей сейчас скучно первое время.

Вечером в доме Плетневых собрались председатель с женой, Натальей Борисовной, и Евдокия. После первых двух рюмок у мужчин завязался разговор. Говорили о разном. Вспомнили войну, трудное послевоенное время, о предстоящей работе.

– Я тебе так скажу, Михаил, где ни живи, где ни работай, а Родина есть Родина, от нее никуда. Здесь ты родился, здесь вырос, дал свои корни и сюда ты должен вернуться, где бы ты ни был и сколько бы ты ни жил в чужом краю. Вот ты и вернулся. Помнишь, как после войны нам пришлось поднимать колхоз на ноги? Тяжело было, голодно, а все-таки радостно, что именно мы своими руками поднимаем хозяйство. Я верил, что ты вернешься, верил. Человек ты для колхоза нужный.

– Вот завтра приду, и оформляй на любую работу.

– Заговорились мы, однако, а время-то позднее, – сказала Евдокия, вставая, – Пора домой.

– Да, пожалуй, и мы пошли разом, Борисовна.

За окном заиграла гармошка. Звонкий девичий голос пропел частушку.

– Седова Екатерина, бойкая дивчина. Вся в мать, все капли подобрала. Та в молодости тоже такая была, да она и сейчас никому не уступит.

Евдокия села на крыльцо. Домой идти не хотелось. Начинающаяся ночь была теплой, хотя небо было усыпано звездами. Легкий ветерок перебирал траву, будя кузнечиков, которые как будто подпевали гармошке, доносящейся с другого края села. Гармошка возвращала Евдокию в былую суровую, нелегкую, но все-таки счастливую молодость. К тем временам, когда в их село после войны приехал Степан, когда у них зарождалась любовь. Когда Степан подарил ей незабываемое счастье, продолжавшееся три года, и по иронии злой судьбы укравшее то самое счастье, нанеся ей тяжелую душевную рану, оставившую глубокий след на всю жизнь. Эх, Степан-Степан, а как бы могло все хорошо быть. Евдокия давно смирилась со своей судьбой, но от воспоминаний она избавиться не могла, да и не хотела, так велика была ее любовь к человеку, который бросил ее с маленьким сыном. А все те шофера из Астрахани. Евдокия вдруг встрепенулась. Ее сын поехал в Астрахань. Как бы Сергей узнал, может и разыскал бы там своего отца. Ведь он так мечтал встретить своего отца. Но стоит ли все это делать, может быть у него семья и они все вместе счастливы, а я чужое счастье разбивать не хочу. Пусть уж будет как есть. И Евдокия, тяжело вздохнув, поднялась с крыльца и вошла в дом. Она легла спать с мыслью о сыне.