Михаил Дорошенко - Чародеи

– Это клевета!

– Ты бы лучше в цирке показывал свои фокусы.

– Меня оттуда завистники выгнали! За талант!

– Фу, накурился! – отмахивается она. – За пьянку тебя выгнали, а не за талант. Ты его всякий раз теряешь, когда напиваешься.

– Я-я? Я теряю?

– Фу, алкаш! – морщится она. – Профукал ты свой талант.

– Что?! Я? Я профукал?

– А, надоел!

Наконец, он спрыгивает на пол, напяливает треуголку и усаживается со скрещенными руками в позе Наполеона.

– Продемонстрировал дурь? – спрашивает хозяйка. – Ты так бы старался работать.

– Не дурь, а умение! А ты не смейся, придурок, – обращается он к Сталкеру и делает едва заметный пасс, выбивая теннисный мяч у него из руки.

В игру вступает Калиостро. Мяч повисает посреди комнаты над столом. Сталкер старается вернуть его назад. Мяч с жужжанием вертится в воздухе на одном месте. Наконец, Мюнхгаузен и Калиостро, переглянувшись, одновременно расслабляются, мяч с силой возвращается к Сталкеру и бьет его в лоб.

– Па-ацан… – презрительно цедит Мюнхгаузен.

– Ладно, ладно, расцениваю, как урок.

– Правильно, – подтверждает хозяйка. – Давно бы так, а то все в позу становишься.

Сталкер садится и сосредоточивает взгляд на Мюнхгаузене, стул под бароном разваливается, а он продолжает сидеть, как ни в чем не бывало.

– Ста-ажер несчастный, – усмехается Мюнгхаузен и от легкого движения руки стул под ним восстанавливается.

– Ох, – вздыхает хозяйка, – за вами глаз да глаз нужен. Представляю, что станет с миром, если каждый начнет такое эдакое выделывать!

– Один я у вас тут без греха, – заявляет компьютерщик Пентиум, – и могу бросить камень в любого, – и он бросает теннисный мяч в Калиостро.

– Помолчал бы, хакер несчастный! – взвивается тот, перехватывая мяч рукой.

– Да, я хакер, однако, не – не вор!

– Сам себя вором назвал.

– Я ворую то, чего нет – виртуальные образы, а вы…

– Минуточку, – перебивает его хозяйка, – никто у нас здесь не ворует. Мы честно людей обманываем, запомните? Вы его не обижайте, он у нас – малолетка.

– Ничего себе малолетка… двадцати семи лет!

– Вот все мы тут взрослые, поэтому он к нам и прилепился. Он застрял на уровне двенадцатилетнего подростка…

– О-би-жаете! – перебивает ее Пентиум. – Я на компьютере могу чего угодно изобразить. Чего нет, и что есть, но сокрыто. Местонахождение Басаева определял сколько раз.

– Ты лучше вспомни, чем это кончилось.

– Приперлись как-то ко мне из ФСБ, разбили компьютер. Еще раз сунешь нос, заявили, не в свое дело, не только компьютер, а и череп попортим. «За что?» – спрашиваю, а они вернулись и телевизор разбили.

– Я этого не слыхала, – заявляет хозяйка. – Пожалуйста, мне без политики!

– Сейчас свобода мнений, – становится в позу Сталкер.

– Свобода!? Знаешь у кого эта свобода?

– У кого миллиард, у того и свобода, – скороговоркой говорит по телевизору Березовский.

– Слыхали? – вопрошает хозяйка. – Вам бы лучше помалкивать… на такие темы особенно.

– Старорежимный вы человек.

– Береженого Бог бережет. Ну, а ты чем занимаешься? – возмущается хозяйка, обращаясь к компьютерщику.

На экране дисплея Мюнхгаузен сминает бумажку, бросает ее на пол и показывает уборщице в мини-юбке. Она нагибается и подбирает бумажку, нагибается и подбирает…

– Прекрати издевательство над девушкой!

– У меня программа такая имеется. Единственная в мире. Эксклюзив, как сейчас говорят.

– А, ерунда это все, – перебивает его Калиостро. – Я видение вызвал однажды и повернул ход истории. Собралась толпа большевиков перед Зимним дворцом в Петербурге, а я статую Ркацители на них напустил виртуальную…

Сквозь фасад Зимнего дворца, прорывая его, словно бумагу, показывается бронзовый корабль скульптора Церетелли в натуральную величину с Петром на носу.

– Большевики вначале застыли от изумления, только Ампилов на трибуне продолжал Собчака крыть по матушке и по батюшке, и по дедушке, и даже прадедушке, не замечая, что у него за спиной происходит. А как Петр им кулаком погрозил, побросали они знамена свои красные, портреты Ленина-Сталина и бегом с площади. Ампилов только на трибуне остался – так и не понял в чем дело. Вот, это была инициация! По потолку каждый у нас тут умеет ходить и даже Алена сумеет со временем, если постарается. Не понимаю: зачем они все здесь нужны, – указывает он на Мюнхгаузена. – Я бы один справился. Ладно, еще родственник…