Энн Авомика - Первая

Книжный был почти пуст, лишь кассир и несколько человек, бродивших среди прилавков. Среди них я заметил Эби и поначалу даже не узнал ее. Ее волосы были заплетены в высокий хвост – кажется, девушки называют его конским – а я прежде видел ее лишь с распущенными волосами. Она стояла возле полки с Кингом и задумчиво бродила глазами по книгам. Я, не раздумывая, направился в ее сторону. На самом деле, мне было интересно, узнает ли она меня на этот раз.

– Привет, Эбигейл, – негромко сказал я, и, на удивление, она не стала делать вид, что не услышала.

– Вафля, снова ты. Привет. – Она говорила так же негромко и немного печально.

– Не можешь выбрать?

– Я пришла, чтобы взять «Кэрри», но эти цветные обложки сбили меня с толку, и теперь я уже не уверена, что хочу взять именно ее.

– Я могу помочь тебе с выбором, если позволишь.

– А ты читал Кинга?

– Достаточно, чтобы посоветовать тебе что-то интересное.

– Я очень люблю читать, но у меня обычно нет времени. Тебе с этим, видимо, повезло больше.

– Знаешь, умирать – это не такое уж везение.

– О чем ты? – Эби впервые за все время нашего знакомства заглянула мне прямо в глаза, и я смог разглядеть ее. Эти светло-голубые блестящие глаза запомнились мне на всю жизнь.

– Ты разве не знаешь? Я шесть лет провел на домашнем обучении.

– Правда? – На этот раз я не слышал в ее голосе надменности и издевки. – Я думала, ты учился за границей, а теперь вернулся и поэтому пришел в наш класс, – на мгновение она осеклась. – Хотя, вообще-то, я вовсе не думала об этом… Так почему ты учился дома?

– Пять лет я был болен, потом еще год реабилитации.

Она глубоко вдохнула, но промолчала. Ее глаза наполнились печалью и сочувствием, и я видел, что они не поддельные. Она хотела задать мне главный вопрос, но не решалась, и я это понимал, поэтому сразу дал ей ответ.

– Когда мне было одиннадцать, в моих легких нашли злокачественную опухоль. Рак, иначе говоря.

Эби снова глубоко вдохнула, хотела сказать «ого» или «ничего себе», но посчитала это невежливым. Она поджала пухлые губы.

– Мне очень жаль.

– Сейчас я полностью здоров, и мне больше ничего не угрожает.

– Это здорово, – и это мгновение я тоже запомнил надолго. Она впервые искренне мне улыбнулась. – Ты совсем не выходил из дома?

– Только когда нужно было к врачу.

Эби молчала. Она явно была в замешательстве и не могла подобрать слова. Думаю, этим она понравилась мне еще больше – тем, что не стала разводить долгие речи о том, как ужасно болеть раком, как она мне сочувствует и надеется, что все будет хорошо. В ее взгляде я увидел намного больше, чем просто слова сочувствия.

– Возьми «Бурю столетия», – я решил прервать неловкую паузу, вернувшись к нашей теме. – Это киносценарий, но читается легко и очень захватывает.

Я достал нужную книгу с верхней полки и протянул ей. Своими длинными аккуратными пальцами она коснулась обложки и погладила ее. Когда она снова подняла свой взгляд на меня, я узнал прежнюю Эбигейл.

– Ладно, уговорил. Но учти, вафля, если она мне не понравится…

Она не договорила, лишь погрозила указательным пальцем прямо перед моим лицом и деловито направилась к кассе. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, и меня не покидала мысль: сколько же в ней всего, что мне еще предстоит разгадать.

В тот дождливый вечер я так и не добрался до полки с Кафкой. Взял «Бегущего человека» Кинга.

На следующий день Эбигейл появилась в школе только к третьему уроку. Она подошла к парте, достала тетрадь и маркеры из рюкзака и шумно рухнула на стул. На вопрос Моники, сидящей рядом, об опоздании она буркнула что-то вроде «проспала», но та, видимо, не поверила ей. Она серьезно взглянула на подругу и едва слышно спросила:

– Снова?

Эби ничего не ответила, раскрыла тетрадь и зачем-то начала разглядывать конспект прошлого урока. Я сидел сзади и стал свидетелем этой сцены. Моника начала что-то спешно говорить, и тон ее был явно не самым довольным, но я уже ничего не слышал, потому что Лоуренс вдруг решил посоветоваться со мной, какую рубашку ему надеть на предстоящую вечеринку.

Я застал Эбигейл после урока в коридоре, облокотившуюся на подоконник. Она печатала кому-то сообщение. Ее лицо принимало свой привычный вид, напоминавший мне ухмылку лисицы.

– Привет, Эбигейл. Как ты?

– Вафля, – каждый раз она произносила это так, словно, видя меня, смутно припоминала, что мы уже где-то встречались. – Я в порядке. Ты снова решил, что мы друзья?