Виктория Ледерман: Первокурсница

– Да. И синий. И красный. И желтый. А у меня в субботу будет день рождения, и я буду задувать пять свечек. Папа надует много шариков, разных-разных.

– А мне в субботу будет двадцать три, – сказал Кирилл.

– И ты будешь задувать двадцать три свечки? – восхищенно поинтересовалась я, не представляя, как они все могут уместиться на торте.

– Нет, не буду, – ответил он с улыбкой.

– Это потому, что ты уже старый, – объяснила я. – Папа с мамой тоже старые, они не задувают.

– Когда я был маленьким, мне на торт тоже не ставили свечей, – сказал Кирилл.

Мне стало жаль его.

– Ты приходи, и мы вместе задуем мои, – предложила я. – А потом будем есть торт и пить лимонад. Хочешь?

– А можно? – спросил Кирилл.

– Если принесешь подарок, то можно, – великодушно разрешила я. – На дни рождения надо ходить с подарками. Не знаешь, что ли?

– А что тебе принести?

– Слона. Очень-очень большого! Мягкого и с хоботом. Папа только кукол покупает. А я хочу слона.

– Хорошо, будет тебе слон, – кивнул Кирилл. – Огромный. Выше тебя.

– Нет, таких не бывает, – недоверчиво проговорила я. – Я уже большая. Я выросла.

– Да, – согласился Кирилл, и его глаза стали грустными. – Ты выросла.

Когда мама отмыла меня от акварели и уложила в постель, я поведала ей, что у меня появился новый друг и что он придет на мой день рождения. Мама почему-то рассердилась и стала меня уверять, что он заходил лишь на минутку и больше никогда не придет. Он чужой, посторонний человек, и мне нужно его поскорей забыть. Она повторяла мне это всю неделю, но я твердила как заведенная: «Он придет, придет. Он принесет мне слона, большого-большого». Мама объясняла, что в магазинах таких слонов нет, они с папой уже искали, но я не слушала ее.

И он пришел. И принес мне огромного розового слона, чья макушка доходила мне до подбородка. Этот слон до сих пор живет на моей заправленной постели, а на ночь я переселяю его на письменный стол. Где Кирилл взял этого слона, оставалось для меня загадкой долгое время, и, лишь когда я подросла, он признался, что летал за ним в Москву на ярмарку игрушек.

После дня рождения Кирилл стал у нас частым гостем. Мы с ним ходили в кино, в цирк, в кукольный театр и просто гуляли в парке. Два раза в неделю он возил меня в бассейн, встречал по вечерам из музыкальной школы. Я частенько бывала у него дома, иногда оставалась ночевать. Я обожала его и твердила родителям, что, когда вырасту, выйду за него замуж. Я говорила это и ему, а он только смеялся и отвечал, что к тому времени он будет уже старой развалиной и не сможет зарабатывать деньги, чтобы мне покупать шоколадки. Я кидалась к нему на шею и шептала в ухо, что шоколадки мне не нужны – нужен только он.

Кирилл и не подозревал, насколько все это серьезно, пока в одиннадцать лет я не вылила на небесно-голубое платье его подружки тарелку борща. Извиняться наотрез отказалась. Пока зареванная девица плескалась в ванной, отстирывая от платья бордовое пятно, Кирилл посадил меня перед собой и строго спросил:

– Ты зачем это сделала? Чем она тебе не понравилась?

– Пусть найдет себе другого жениха, а ты мой! Мой! – завопила я и разрыдалась. – Это я выйду за тебя замуж, а не она!

Он помолчал, потом достал платок и вытер мне щеки.

– Ты еще маленькая, Сашок. Мне не хочется тебя расстраивать. Давай забудем об этом, но пообещай, что больше так не сделаешь.

– Сделаю! Еще хуже! – настырно прохлюпала я. – Ты должен любить меня, а не ее!

– Я и так тебя люблю. Ты мне как… – он запнулся, – как сестра. Я на тебе никогда не женюсь. Пойми, никогда!

Тут я устроила ему истерику с битьем посуды, швырянием ложек об стены и подкидыванием тапочек к потолку, после чего он отвел меня домой, так и не отказавшись от своих жестоких слов. Я дулась на него недели две, потом узнала, что он расстался со своей подружкой (очень может быть, что мой борщ сыграл не последнюю роль), и мы стали общаться как раньше.

Больше полугода я не видела рядом с ним ни одной женщины. Скорее всего, он прятал их от меня. И вот как-то в начале лета (мне тогда уже исполнилось двенадцать) я каталась на велосипеде в парке, как вдруг на скамейке в кустах усекла парочку. В мужчине я с ужасом узнала моего Кирилла. У меня отнялся язык, потемнело в глазах. Мой Кирилл обнимал какую-то белую крысу, что-то шепча ей на ушко. Крыса счастливо смеялась и качала головой.

В меня будто бес вселился. Я разогналась и свернула на тропинку, ведущую прямо к скамейке. Ночью шел сильный дождь, и рядом застыла большая грязная лужа. Велосипед на полном ходу пронесся по ней, мощно окатив влюбленную парочку. Раздался вскрик Кирилла и истошный визг белой крысы. Мне этого показалось мало, я буквально жаждала крови. Развернувшись, я понеслась назад. Но во второй раз моя месть не удалась. Крепкие руки схватили руль велосипеда. Больно ударившись о раму, я кувырнулась в лужу, подняла глаза и увидела суровое лицо Кирилла.