Ольга Медведкова - Ф. И. О. Три тетради

А Гоголь свою первую поэму подписал «О-о-о-о», то есть никОлай гОгОль-янОвски.

2. Вот один такой листок: «Нарцисс (подчеркнуто красным) пытался познать себя, осознать в пространстве. За это его наказали всемогущие боги. За это, а не за самовлюбленность. Множество самовлюбленных жили, здравствовали и были даже поощряемы. Самопознание же – божественное занятие, а боги не прощают, когда смертные, забывшись, путаются не в свои дела. Так была наказана искусная в ткачестве Арахна и Марсий, состязавшийся с Аполлоном в игре на флейте, и Актеон, залюбовавшийся телом девы Артемиды. И еще бы всемогущим не охранять от посягательств круг своей деятельности. Стыдно отличаться от смертных лишь сроком жизни». Ишь ты, философ пятнадцати лет. Философ, в мужском роде? Ну не «философиня» ведь? Хотя, может быть, теперь и можно, и даже нужно все заканчивать на «ня». Но тогда, в 1978 году, точно было нельзя. А «Ярхо» – не распознаешь, мужчина ли, женщина ли? Фамилия безгендерная. Если с одними инициалами, так и вовсе беда. Поди знай, кто за ней прячется. Да и фамилия ли это? Может это только вздох, в память о том, чего не было, что могло, да не случилось.

3. Вот другой листок. «Воскресный вечер». Странный такой рассказик. Для журнала «Мурзилка» или «Юный натуралист», или что там еще тогда было, не помню: «Я сижу с ногами в кресле, в углу моей комнаты, закутавшись в красную вязаную шаль. Напротив на диване сидит мальчик. Он невысок ростом и тонок: узкие бедра, запястья. Ходит прямо, высоко подняв голову и опустив плечи, а руки держит за спиной. У него пепельные волосы. Говорят, он хорош собой. Не знаю. Он говорит, а я сижу и слушаю. Он говорит о том, что у него плохое настроение, что он не хочет заниматься ничем, кроме живописи. Но через минуту – и живописью уже тоже не хочет. – А зачем? – говорит. Я не знаю зачем. Откуда мне знать? Но когда он умолкает, я начинаю говорить. Я говорю и накручиваю на пальцы левой руки длинные красные кисти, а потом запутанной левой с трудом и упорством завязываю пальцы правой. Вдруг я замечаю, что сижу в кресле со связанными кистями и удивляюсь этому. Я думаю: когда-нибудь я напишу рассказ, который будет называться „Автопортрет со связанными пальцами“».

Вот тебе и на. «Мальчик», без имени. Просто мальчик.

Вот еще рассказ. Тут главная героиня «девочка». Но его я пересказывать не стану, а пойду, пожалуй, выброшу его куда подальше. Он про сон, странный, страшный и на что-то уж слишком похожий.

Еще рассказ про «студента», читающего лекцию «юным историкам» в кружке при университете. Он объясняет им, что историк всегда выполняет заказ государства и что его долг – быть конформистом. При этом он смущенно улыбается и нервно покашливает. Опять нет имени: студента зовут студент.

Другой рассказ, снова про «мальчика», на перемене в школе. У него «виноватое лицо». Над ним издеваются, особенно один, «рыжий». Виноватоликий не противится, а, напротив того, даже старается рыжему подыгрывать. О чем это? И почему у этих мальчиков и девочек нет имени?

4. Дальше идет тетрадка с набросками воспоминаний из раннего детства. Одно из них про то, как няня водит девочку гулять на кладбище. Семья живет напротив Новодевичьего монастыря: кладбище при нем. На кладбище главное развлечение, когда играет оркестр, а это бывает, когда случаются похороны; тогда несут красный гроб с бархатной оборкой. Мама няне на кладбище водить девочку не позволяет. А няня все же водит, но всякий раз, для отвода глаз, спрашивает ее: ты куда хочешь, на кладбище или уже домой пойдем? – Конечно, на кладбище, какой вопрос! Какая ты, няня, глупая!

Другое про нашу комнату в коммуналке со стоящими на полу коробками; в них книги. На одной из них напечатано «масло коровье», зачеркнуто, поверх написано от руки: «стихи». Так, между маслом и стихами, девочка учится читать (и зачеркивать). Еще разное, и несколько страниц с росписью, и так и эдак: «Ярхо», «Ольга Ярхо», «О. Ярхо»…

5. У героев этих детских рассказов нет имен, зато у них есть автор, у них есть «я». Вот рассказ, где главная героиня так и называется «я». Я пью чай с халвой и слушаю музыку. Я живу (в настоящем времени) в большой, полупустой квартире. А вот и прошедшее время подоспело: «Я жил в этом странном месте уже неделю». Оказывается, «я» – не я, мужского рода. Но в следующей фразе уже «благодарила». Что же это за «я» такое – мальчик или девочка? Флобер, конечно, писал о том, что автор – всегда андрогин, не человек, который живет «под именем» автора, а автор, живущий под видом человека (метафизика).