Александр Солин - Аккорд–2

– Рад за тебя. Только помни: когда ты ему надоешь, я уже буду занят.

– Ах, напугал! Да я только и мечтаю, чтобы кто-нибудь прибрал тебя к рукам, и ты перестал стоять у меня над душой! – веселилась Лина.

– Спасибо за откровенность. За это я тебя и люблю.

– Ну да – меня и еще десятерых.

– Послушай, давай серьезно. Мне действительно плохо без вас, и я хочу…

– Все, все! Еще раз спасибо и пока! – пользуясь превосходством, бросает она трубку.

– Подожди, дай сказать!! – кричу я вдогонку, но она уже далеко. Да твою ж мать-перемать! Если бы не предстоящее совещание, я бы уехал домой и напился…

На следующий день я встретился с сыном в небольшом кафе на Чистопрудном.

– Зачем позвал? – усевшись напротив, спросил сын.

– Хочу тебе кое в чем признаться.

– Ух ты! Ну, признавайся, что ты там еще натворил! – с улыбчивым любопытством глядел на меня сын.

Помявшись, я сказал:

– У тебя есть сестра.

– Не понял, – поднял брови сын.

– Единокровная сестра. Ей два года.

– Что такое единокровная сестра?

– Это существо женского пола, отец которого я, а мать – другая женщина. Из-за этого наша мама со мной и развелась.

Несколько секунд он соображал, а затем недоверчиво спросил:

– Что, серьезно?

– Серьезней некуда.

– Но ты же говорил, что ни в чем не виноват!

– Я тебя обманул, извини.

Глядя на меня с неприязнью, сын сухо заключил:

– Значит, ты и маму обманул.

– Получается так.

– Но ты же говорил, что любишь ее, – смотрел он исподлобья моими колючими глазами. Не глаза, а черный дым с пламенем!

– Да, говорил и говорю это снова: я люблю нашу маму больше всех на свете. И тебя люблю.

Пауза, и он тихо и строго объявил:

– Ты все врешь. Ты не любишь маму и меня не любишь.

– Костя, послушай… – потянулся я к нему рукой.

– Все, забудь нас, – отдернув руку, процедил он и, поджав пухлые материнские губы, выбежал из кафе. Я проводил его беспомощным взглядом и вдруг ощутил облегчение. В самом деле: ложь с воза – душе-кобыле легче. И я подумал, что если освобожусь от всех моих грехов, буду невесомей тополиного пуха.

На следующий день сын, которого я теперь ожидал увидеть не раньше чем лет, этак, через десять, неожиданно позвонил и назначил встречу в том же кафе. Не здороваясь, сел напротив и сдержано сказал:

– Мама мне все рассказала.

– Что она тебе рассказала? – испугался я.

– Рассказала, что когда я был маленький, она тебе изменила.

– Господи, она что, свихнулась? – простонал я.

– Она сказала, что ты жил с ней только ради меня. Это так?

– Господи, ну, зачем, зачем, зачем!.. – стонал я, закрыв ладонями лицо. – Ведь я же запретил ей тебе это рассказывать!

– Она не хотела, чтобы я думал о тебе плохо…

– Не верь ей, слышишь, не верь! – отняв руки, возбужденно заговорил я. – Твоя мать – святая! Ее оскорбили, ее очень сильно оскорбили, а я не смог ее защитить, и я никогда себе этого не прощу, никогда! – неуклюже вытер я глаза.

– Ну ладно, пап, ну чего ты… – протянув руку, с взрослым сочувствием коснулся меня сын. – Я же все понимаю…

– Что ты понимаешь?! – смешно хлюпнул я носом.

– Ну, что такое бывает… У нас в классе у двух девчонок родители из-за этого тоже разошлись…

– И на них теперь пальцем показывают?

– Нет, жалеют…

– Значит, тебя из-за нас тоже будут жалеть?

– А я что, собираюсь об этом звонить? Да я даже Юльке не скажу!

– Надеюсь, нас ты стыдиться не будешь…

– Вот вас-то я точно буду жалеть!

– Имей в виду – мама ни в чем не виновата!

– Да, да, я понял. Она очень плакала. Плакала и просила у меня прощения. И сказала, чтобы я с тобой помирился. Я ей сказал, что ты ее любишь и хочешь, чтобы мы жили вместе, а она твердит одно: это невозможно…

– У нее кто-то есть?

– Не знаю, пап, честно, не знаю. Я никогда ее ни с кем не видел. Но на улице на нее смотрят все. Пап, а ты покажешь мне сестру?

– Только если ты ничего не скажешь маме, а то она обидится. Скажет, что ты тоже ее предал…

– Она ничего не узнает.

Вот я и лишился ореола непогрешимости. Отныне сын будет смотреть на меня как на ровню, если не свысока. До тех пор, пока сам не наломает дров.

– Никогда не отпускай от себя любимую девушку. И будь снисходителен к ее слабостям, – попытался я остатками важности подсушить подмоченную репутацию.

– Да знаю я, пап, знаю! – отвечал выбившийся из-под опеки сын.

Перед уходом он покровительственно похлопал меня по плечу и сказал:

– Извини, конечно, но на твоем месте я бы с мамой никогда так не поступил!