В конце лета наши с Линой орбиты коллективными усилиями звезд на ярком августовском небе пересеклись. Чувствуя себя шатким хозяином положения, я позвонил ей:
– Привет.
– Привет, – задержалась она с ответом на несколько секунд.
– Как ты?
– Нормально.
– Звоню узнать, когда вывозить наших с дачи.
– Если можно, двадцать восьмого, часов в двенадцать.
– Договорились. Ты будешь с ними?
– Нет, буду ждать дома.
Сказано довольно мирным, несколько даже усталым тоном. И я не выдержал:
– Лина, сжалься же, наконец!
Она помедлила и скомканным голосом ответила:
– Тебя и так есть, кому пожалеть.
– Неужели непонятно, что мне никто не нужен, кроме тебя!
– Всё, всё, хватит…
– Умоляю, прости и возвращайся!
– Я всё сказала!
– Линочка!..
Отбой. Да твою ж мать-маразмать!
В назначенный день и час я был в Голицыно. Погрузились, поехали. По дороге теща проговорилась, что Лина проводила отпуск не с ними, а в Немчиновке. Почему в Немчиновке? Сказала, что ей там лучше. «Хотел бы я знать, что она там забыла» – угрюмо подумал я, чувствуя, как сжимается желудок. Господи, неужели у нее хватило цинизма притащить в храм нашей любви кого-то третьего и надругаться над святым местом? Где – на чердаке или в ее комнате? К горлу подкатил тошный ком.
Приехали, и я помог поднять вещи. Оставил у двери и попрощался.
– Ты что, даже не зайдешь? – опешила теща.
– В следующий раз, – скривился я и торопливо ушел.
Стоит ли говорить, что заказчица грузоперевозок так и не удосужилась поблагодарить грузоперевозчика за хлопоты.
Кочуя из жара в холод и страдая от климактерических мук ревности, дожил я до дня рождения сына – второго официального повода для перемирия. Был приглашен, но нашел смехотворный предлог и от визита уклонился. Слишком велик был страх обнаружить у бывшей жены благотворные признаки возрождения. Слишком велика была боязнь обжечься об ее чужое, сияющее новым чувством лицо. Нестерпимо было думать, что этот свет зажег в ней другой мужчина. А между тем я мог явиться туда почти героем. Дело в том, что за месяц до этого я сговорился с тещей и, взяв с нее честное тещино слово, переписал на нее дом в Голицыно, который она, в свою очередь, должна была через год записать на внука. Получив документы, мы зашли с ней в кафе и прошушукались около часа. Растроганная теща осыпала меня отборнейшей признательностью. В который раз сокрушалась по поводу нашего с Линой разрыва и никак не могла взять в толк, почему ее дочь ушла от такого достойного мужа без всяких на то причин. На мой осторожный вопрос, как ее дочь объясняет свой уход, возмущенно воскликнула:
– Твердит одно – разлюбила! Ну, не дура ли?!
Успокоившись, сообщила, что по ее категоричному мнению Линке со мной сильно повезло. Сколько раз она ей, дуре, об этом говорила! И не устает повторять, как бы та на нее ни злилась. Я в ее представлении – идеальный мужчина: сильный, красивый, глубоко порядочный, а главное, великодушный. Да после того, что ее дочь учудила, другой бы ее бросил, а я простил и столько лет о ней заботился! А что в ответ? Черная неблагодарность! Впрочем, чему тут удивляться – ей ли не знать собственную дочь! Да она всю жизнь делает всё не по уму, а назло! И вдруг, подозрительно уставившись на меня:
– Послушай, у тебя и правда никого нет?
Выдержав ее партийный взгляд, я заверил, что любил и люблю только Лину и готов воссоединиться с ней хоть завтра. Вконец озадаченная теща откинулась на спинку стула и воскликнула:
– Ну, тогда я вообще ничего не понимаю! Я бы еще поняла, если бы у нее был другой мужчина! Но ведь его нет! Я точно знаю, что нет!
Увы, тещина уверенность мне не передалась. Уж если ее дочь скрыла от нее мои похождения, то своими и вовсе не станет делиться!
Поступок мой, как и положено, произвел эффект. На следующий день после дня рождения меня прочувствованно поблагодарил тесть, а затем позвонил сын, с которым мы встретились вечером в ресторане. Давно, а вернее, никогда мы не говорили с ним с такой душевной откровенностью. За вечер мы, можно сказать, перемахнули сразу через несколько ступенек доверительности. Глядя на сына с теплой, гордой улыбкой, я отделял Линины черты от своих, любовался ими, а налюбовавшись, отворачивался и смаргивал слезы. Зная, что меня интересует в первую очередь, сын рассказывал мне о матери. Говорил, что все его друзья и подруги просто влюблены в нее, а с Юлькой они прямо как подружки. Юлька часто говорит, что хотела бы быть такой же красивой и доброй, как наша мама. Хотя сама тоже красивая. И чем же Юлька ему нравится? Она классная и всеми командует. Нет, она не вздорная! Нет, она знает меру! Ну, пап, ну, перестань, я сам уже знаю, как вести себя с девчонками! Ты мне лучше скажи, почему вы развелись? Вот ты любишь маму, да? И она тебя любит! Любит, любит, я знаю! Она когда рассказывает о тебе, у нее голос и лицо меняются! Странно получается – любите друг друга, а в разводе! Не понимаю, зачем тогда надо было жениться! Или это у вас такая особая любовь?
Читать дальше