Дмитрий Москалев - Рукотворный рай

–Идем, дурачок! – выругалась на него сестра, – сказали, идти, значит надо идти!

–А я не хочу уходить! Кать, не хочу, не надо!– мальчик тянул её за руку обратно в дом, заплакал.

–Дурачок ты, – заключила она.

–А братишки? – Егорка плакал, – к мамке хочу! Пусти! – бился он.

–Братишек то куда? Ты за ними будешь присматривать? Идем, идем! Они не дойдут, маленькие! Не дойдут, говорю! – она резко подняла его за руку и поставила на ноги.

Егорка подчинился. Они тихо зашагали вперед.

–Куда мы? Кать? – мальчик вытер слезы, осмотрел пустую сумку.

–К тетке, за солью, – сухо ответила сестра.

–Это к какой? – не возмутился мальчик, – к какой тетке?

–К той, которая в *** живет, – понял?

–Да, – она злая, – Егорка её не любил, – старая ведьма! И к ней ты меня тащишь?

–Тебе то что, соль тоже злая? Заткнись, и помалкивай дорогой всей! А то оттащу тебя в лес, или в поле и брошу! Я тебе не мамка! Цацкаться не буду с тобой!

Егорка сорвался с места и устремился обратно в деревню, сестра в ярости провожала его глазами и бросилась за ним. Мальчик с рыданием ворвался в землянку и кинулся к сидевшей у окна матери, в ее объятии. Долго рыдал он, не отрываясь от юбки, пока сестра не не отбила его и силой не вывела из дома.

К вечеру они добрались до старого деревянного дома, расположенного на краю деревни ***. Дом стоял, чуть покосившись набок, забор из кольев упал и сгнил, ставни были закрыты всегда, старые петли их давно проржавели, а фундамент ушел под землю в чернозем.

В деревне *** все дома были такими, некоторые, потеряв последнего жильца, стояли опустевшими и заросшими. У мальчика болели ноги от непривычки, он шел босиком, осторожно ступая там, где начинались камни известняка. В эту самую деревню понемногу закрадывался голод, ее начинали покидать особо бедные люди, как и Егорка после, в надежде, что все то, что с ними началось, закончится быстро, и они вернутся домой, заведут огород, и будут сажать вкусную свеклу, о картошке они и мечтать боялись, даже и толком не знали, как она выглядит, и боялись ее, заморское чудо.

–Мне холодно, – мальчик обратился к молчавшей сестре, он озяб, колени у него тряслись.

–Молчи, уже пришли, – злобно ответила она, – что не терпится? Так ты терпи!

Катя постучалась в деревянную дверь.

Никто не отвечал. Она постучалась сильнее, и чьи-то шуршащие шаги послышались за дверью.

–Вот видишь, дурачок, я же говорила, нас впустят, – улыбнулась она.

–Кто там? – спросил их сухой голос из-за двери.

–Я, Катя, за солью пришла.

Скрип замка заложил уши, казалось петли не смазывались лет сто.

Из щели высунулся длинный бородавчатый нос бабы с бородавками.

–Ааа, голубушка, на кой ты тут? Какая соль? – спросила баба, не впуская их за порог.

–За солью, мамка послала, тебе то не знать? Не придуривайся! Сама позвала, принимай.

–Так нет её, её надо воровать идти. Если хочешь, пойдем, я вот уже и собиралась пойти, к утру надо успеть бы, – у бабы сверкнули глаза, – а это кто с тобой? – удивилась она, и испугалась, улицезрев постороннего с начала разговора, не заметила Егорку, на её лице отразилась презрительная гримаса.

–Стоит и слушает! Аль разболтает всё по деревне! – испугалась баба не на шутку.

–Это братик, он со мной, мамка приказала, – Катя облизнула высохшие обветренные губы, небрежно толкнув Егорку в плечо, – он маленький, не разболтает он.

–А, ну пусть так, я сейчас приду, жди, – дверь вновь скрипнула и закрылась. Дети остались стоять на пороге. Егорка продолжал мерзнуть, ночь только начиналась. Через некоторое время спустя, баба вышла через черный вход со двора, неся в руках два больших мешка, в которые, как видно было из-за кусочков белого вещества, уже ни один раз, воровала соль со станции.

–Пошли, это тебе, – она злобно взглянула на мальчика, протянув Кате мешок, – этот будет шуметь? – спросила она шепотом.

–Он тихий, дурачок, – ответила Катя.

–А вдруг сболтнет чего? – подозрительная баба осмотрела мальчика.

–Вряд ли, – Катя поморщилась, тогда я его отлуплю.

Ночь оказалась холодной, Катя сама начала испытывать озноб, а Егорка, тихо плача, сильно сжался, только тетка себя комфортно чувствовала, одев теплую дырявую рабочую фуфайку.

К четырем часа утра они вышли к станции, свернули с дороги и обогнули покосившийся деревянный забор, обмотанный колючей проволокой, оказались на железнодорожном полотне. Егорка испуганно сглотнул комок, ему было не по себе, он понимал, что они идут заниматься плохими делами и ему было страшно.