Александр Быков - Агдика

Завистники называли черепановский дом не иначе, как «златокипящим», не думая, какими трудами прирасло это богатство. Половина, если не больше охочих людей навечно оставались в сибирской земле, на островах Тихого океана или в морской пучине. Степану Черепанову повезло, он выжил и разбогател.

Новоявленный купец был не только опытным мореходом. Он весьма интересовался всем, что на островах в океане обреталось и даже составил на имя государево «сказку», отчет, где подробно живописал все, что видел за морем-океаном. Черновик «сказки» он хранил в доме, любил перечитывать и рассказывать о заморских диковинках своим знакомцам. Те только языком щелкали и головой качали, не верили. Слыхано ли дело, к примеру, чтобы в море коровы водились? А Черепанов говорил: есть такие, и подробно описывал диковинного зверя: «Оная корова имеет длины саженей печатных с четыре или более. На переде под грудью две ноги, длиною по аршину, на заду ласт так же, как у морского кита; мяса бывает весом полтораста пудов. Мясо и жир, и особливо почки очень вкусны».

При этом Степан Черепанов вздыхал так, словно бы ничего лучше мяса морской коровы никогда не едал.

Федор Титов при начале работ несколько раз видел купца, слышал его рассказы о дальних странах. Черепанов скучал в Тотьме, его тянуло на берега неизведанных островов, где водятся черные лисы, похожие на собак, рыщут среди камней песцы, в прибрежных водах живут неисчислимые стада моржей и тюленей, морских бобров и котиков, ну и конечно морские коровы.

Наблюдение за строительством каменной церкви он поручил своему младшему брату Василию. Тот отличался завидной скаредностью и каждую копейку, необходимую мастерам для дела, приходилось у него подолгу требовать. Василий вроде не чинил никаких препятствий, но все двигалось так медленно, что через четыре года выстроили только первый этаж. Сделали кровлю, освятили храм и начали служить, а дальнейшая стройка встала.

Сольвычегодские мастера, устав от такого нестроения, засобирались домой но тут из дальнего похода вернулся Степан Черепанов. Работа снова закипела. Купец хотел видеть свою церковь стремящейся ввысь, мечтал, чтобы купол было видно еще издали с реки, при подходе к Тотьме со стороны Вологды. Мастера предложили ему поставить на четверике храма два восьмерика, один над другим с уменьшением. Поверх второго восьмерика соорудить шею и на ней водрузить один купол.

Черепанов желал, чтобы между рядами оконных проемов были помещены клейма, но не такие, как в навершии окон первого этажа, а другие, чтобы манер был иной и чтобы нарядно было. Так и сказал строителям: «Клейма надлежит сделать, как наилучше возможно» – и велел это в новый контракт записать.

Строители начали предлагать купцу всякие рисунки. Один принесут – не по нраву купцу, другой предлагают – недоволен. «Надобно, – говорил Черепанов, – чтобы при взгляде радостно было». Только недолго оставалось радоваться Степану Яковлевичу. Вскоре после возвращения заболел он тяжким недугом и умер, так и не достроив церковь.

Никто в Тотьме не знал, что было доподлинно прописано в завещании Черепанова, а что он взял изустной клятвой с ближней родни. Были у Степана Черепанова свои тайны. Главная среди них – девочка-алеутка, которую он привез с собой из последнего похода. Кто она ему, доподлинно жители Тотьмы не знали, по возрасту в дочери годится, но вдруг да нет?

Жена Степана Черепанова Евдокия Иванова дочь девку напрочь не приняла. «Что за недело такое, в дом неизвестно кого привести. Срамотища!»

– Ты уж, Степан Яковлевич, как на духу скажи, кто она тебе?

Черепанов, подвоха не чуя, ответствовал, что девка – алеутская ему дочь.

«Ах, вот оно что, блудил, значит, Степан Яковлевич в краю далеком, презрев клятву верности супруге законной! А раз так, значит ноги в этом доме моей не будет!» – решила Евдокия Черепанова и, изобидевшись на мужа, отъехала прочь из Тотьмы в родную деревню. Тот возражать не стал, знать не было между ними давно уже никаких супружеских чувств, и остался в дому вместе с алеутской юницей.

Завещать он ей ничего не мог, удочерить мог, но почему-то не сделал этого. И когда на смертном одре говорил о своей незаконной дочери, взял с брата Василия верную клятву: девушку не обижать, как подрастет и замуж соберется, дать ей приданое и отпустить восвояси.

Василий, наследовал все имущество промышленника Черепанова, и хоть дал ему слово честное, что завершит строительство церкви поскорее, снова начал тянуть и крохоборничать.