Владимир Марушкин - Инверсионный шлейф

Обед был восхитительный, все-таки это домашняя еда, от которой Иван уже порядком отвык, так как во время поступления в училище приходилось питаться чем придется.

– Отец сегодня прилетит? – спросил Иван, отодвигая от себя пустую тарелку.

– Да, должен, если все будет нормально, – ответила мама, готовя сыну крепкий кофе. – Утром, пока ты спал, звонил Сергей. Спрашивал про твои успехи. Сказал, чтобы не расстраивался и не отчаивался. Он получил капитана, стал командиром корабля.

– Ну наконец-то! – воскликнул Иван, с гордостью вспомнив о старшем брате, летчике морской авиации, проходившем службу на Камчатке и летавшем на вертолетах палубного базирования. – Когда он п-приедет в отпуск? Засиделся уже на дальнем рубеже, год дома не был.

– Да и я уже соскучилась. Обещал в августе, всей семьей, – ответила Нина Васильевна, поставив перед сыном кружку с ароматным напитком.

Весь день Иван слонялся, не находя себе место. Николай Никитин, один из его лучших друзей, сдав летнюю сессию в университете, отдыхал с группой где-то за городом. Поэтому Самойлов просидел дома до вечера: разобрал книжный стол, выкинул много ненужных бумаг, оставшихся от предыдущего курса университета и от подготовки к экзаменам в летное. Затем вышел на улицу и, пройдя несколько кварталов, вновь вернулся домой. Личного телефона у него не было, поэтому Никитину он мог позвонить лишь с домашнего. Сотовый друга был по-прежнему вне зоны доступа, и домой, как сообщила его мать, он еще не вернулся. Тогда Самойлов решил позвонить Александре, все это время он часто думал о ней, но звонок решил оставить на вечер: во-первых, он не хотел отвлекать ее от каких-то дневных дел, во-вторых, ему было немного волнительно, ну а в-третьих, он считал, что необходимо выдержать некоторую паузу. Открыв шифоньер, он залез в карман своей спортивной куртки и с ужасом обнаружил, что листочка с Сашиным телефоном там нет…

Отец Ивана, полковник Самойлов, командир полка военно-транспортной авиации, пришел домой уже поздно вечером.

– Здорово, батя! – поздоровался Иван, обнимая отца, от которого, как всегда, после полетов пахло керосином и особым запахом неба.

– Ну, как дела, сынок? Знаю-знаю, – ласково проговорил отец, посмотрев в погрустневшие глаза сына, – об этом мы поговорим с тобой после ужина, – сказал он, устало улыбаясь, на его лице была видна тяжесть долгого полета.

Вскоре, когда ужин был готов и семья Самойловых собралась за столом, Сергей Иванович открыл бутылку красного вина.

– Ну, давай, сынок, за твой приезд, – подняв бокал, произнес отец.

За стеклом балконной двери слышались звуки брякающих тарелок, Нина Васильевна убирала со стола и мыла посуду.

– Угощайся, Ванек. Ты еще не бросил?

– Нет, пап, – ответил Иван, вытаскивая из пачки сигарету.

– А я все не могу привыкнуть, что ты куришь, – отец чиркнул зажигалкой, дал прикурить Ивану, закурил сам и, медленно выпустив дым, продолжил: – Понимаешь, Вань, я не хочу тебя отговаривать, но в наше время вся авиация переживает очень сложный период. Везде нехватка топлива, сокращают полки, эскадрильи, а также целые курсы летных училищ. Выпускникам выдают свободные дипломы и отправляют на все четыре стороны. Очень сложно попасть потом на летную должность. Вся эта ситуация происходит как у нас, в военной авиации, так и в гражданской, куда ты поступал. Конечно, есть ребята, которым папы проложат зеленую дорогу. Я тоже могу помочь тебе и поступить, и пристроить потом куда-нибудь, но, видя всю обстановку изнутри, не хотел бы, чтобы ты был летчиком. А, наверное, через пару лет вообще уйду на пенсию и тогда уже мало что смогу сделать для тебя. Может быть, ты передумаешь и закончишь учебу в своем вузе, ведь у тебя хорошая и престижная специальность. Подумай, сынок! Зачем тебе все это?.. Скоро ты обзаведешься семьей – это большая ответственность. Ее надо кормить, а я не знаю, что станет с нашей авиацией при таком пути развития, не знаю, какую зарплату будут платить пилотам, не оценивая по достоинству их тяжелый труд. Да и жена может не выдержать, уйдет – и все. Сколько случаев было у нас в полку: жены чемоданы собирали, детей в охапку и вперед, в путь дорогу.

– Я знаю, пап. Все это я вижу с-с самого рождения, – усмехнулся Иван. – Но ты тоже меня пойми, я хочу летать, несмотря ни на что. Ты ведь всю жизнь вращаешься в этой среде и че-через все прошел. Если бы тебе ска-сказали то же самое еще до поступления, ты, думаю, не послушал бы никого. Вот и я хочу сам все ощутить, так сказать, на своем горбу. Я не могу без п-полетов, без неба, не вижу для себя иной пр-профессии. Когда я замечаю высоко в небе самолет, от которого белой полосой тянется инверсионный шлейф, у меня ноет душа, слышу в го-городе звук ваших двадцать шестых, сердце обливается кровью.