Джулия Лав - Искала тебя

– Привет, мам! Как неожиданно! Ты сегодня прекрасно выглядишь! Холодно, садись в машину!

– Моя дорогая, в нашей жизни хорошо выглядеть – это уже половина успеха! – и Азалия Марковна поспешила присесть на заднее сидение автомобиля. – А у меня сегодня была очень успешная встреча! Я увидела тебя и отпустила водителя!

– Надеюсь, завтра на моей выставке ты будешь также блистать, – Ангелина завела машину и тронулась с места.

– Я бы с радостью, малышка, но завтра я лечу в Лондон. Эту встречу, увы, отменить нельзя. От неё зависит успех презентации моих духов.

– Мамочка, как же так?! Это же первая в моей жизни выставка! – Ангелина расстроенно посмотрела в стекло заднего вида. – Как же я без твоей поддержки?

– Моя любимая девочка! Ещё есть время что-нибудь придумать! – Азалия Марковна провела рукой по длинным вьющимся волосам дочери. – Я тоже не хочу тебя оставлять!

– Тогда мы перенесём мою выставку! – Ангелина грустно улыбнулась, мельком посмотрев на мать. – Я же понимаю, как для тебя важны оба события!

– Ничего переносить не надо, моя дорогая! – Азалия Марковна достала телефон. – В крайнем случае с тобой остаётся папа! А я всегда рядом с тобой даже на расстоянии. Мы приедем домой и всё обсудим!

– Хорошо, мамочка! – Ангелина вдруг захлюпала носом, как маленькая и, продолжая вести машину, краем глаза посматривала в зеркало на мать.

Вдали показался родной дом, в котором предстояло ещё пережить ужин и такую волнующую ночь перед дебютом. Ворота распахнулись, и обе женщины увидели на пороге дома Леонида Вячеславовича, пребывающего, как всегда, в отличном настроении. Дочь буквально прыгнула в объятия отца.

– Ты уже знаешь, малышка? Мы всё исправим, Ангел мой!

Эта способность отца успокоить её всего одной фразой удивляла Ангелину. Она покорно вошла в дом следом за матерью, потирая замерзшие руки.

Ночь была тревожной. Но наутро Ангелина проснулась раньше запланированного времени. Предстояло настроиться, надеть самый красивый наряд и блистать. Она долго смотрела в зеркало, как бы заглядывая внутрь себя, провела рукой по спутанным волосам и, улыбнувшись, выбежала в гостиную.

– Привет, пап! А я думала, ты ещё спишь!

– Как я могу долго спать, если сегодня самый радостный и ответственный день в жизни моей дочери?!

– Помню, эти же слова ты говорил, когда я окончила школу искусств. – Она лёгкой походкой проследовала в ванную, что-то напевая себе под нос.

– Я приготовлю кофе, как ты любишь!

– Мама всё-таки улетела? – Ангелина повернула голову и потянулась.

– Да, мой Ангел! – Леонид Вячеславович старался не поднимать взгляд, насыпая кофе в турку. – Она вернётся завтра вечером, малышка!

– Ну, хорошо! – Ангелина задержалась на секунды, закрывая за собой дверь в ванную. – Когда у меня будет своё дело, мне, наверное, тоже придётся разрываться между семьёй и работой!

Через час от прежней сонной малышки в пижаме не осталось и следа. Длинные каштановые локоны, слегка смоченные гелем, ниспадали на плечи, и, вплетенная в них, нить со стразами нежно гармонировала с колье на шее. Обтягивающее платье до самого пола цвета синего перламутра добавляло образу элегантности и подчеркивало красивую грудь и тонкую талию девушки. Ангелина надела туфли на самом высоком каблуке и стала оттого ещё стройнее и привлекательнее. Накинув на плечи коротенькую беличью шубку, девушка задержалась возле зеркала.

Леонид Вячеславович ждал её у машины и заметно нервничал. Через два с небольшим часа работы его дочери увидит половина самых влиятельных людей планеты. Он то и дело поправлял галстук и заправлял его в жилетку. Его белый костюм из дорогой ткани и наброшенное на плечи кашемировое пальто придавали ему лоск и, как говорила Ангелина, вид аристократа.

Выпорхнув из дверей дома, Ангелина молча села в машину. Леонид Вячеславович наклонился к Ангелине, поцеловал ей руку и улыбнулся. На минуту в душе Ангела воцарилось спокойствие.

– Леди! Вы самая обворожительная на всём белом свете! Ничего не бойся, милая! Я с тобой!

И они тронулись в путь.

В галерее их уже ждал Егор Данилович. Он был одет в смокинг и лаковые чёрные туфли с длинным носом. Для пожилого человека, возраст которого уже приближался к шестидесяти пяти годам, он держался исключительно. Его выправка и интеллигентность, чистоплотность в одежде и во взглядах притягивали людей. Он отдавал последние распоряжения швейцару, одетому по старинке в длинный красный кафтан, а на голове красовался головной убор, напоминающий цилиндр. В эту минуту он получал указания впускать на выставку только тех людей, кто имеет пригласительные билеты особого образца.