Александр Кузьмин - До Эльдорадо и обратно

Ну, так вот. Числа этак 29-го появляемся я и мой бухгалтер на предприятии. Почему бухгалтер? Да потому, что больше сотрудников в банке нет – нас всего в штате двое. Начинаем шелестеть договором факторинга. Мы, мол, вам сейчас за изделие заплатим, вы план выполните, премию получите – только и вы нас уважьте. Заплатите вашим спасителям 5 процентов от стоимости изделия. От такой суммы ближайшие к нам сотрудники обычно теряют сознание, в кабинет директора несут валидол, а нас просят удалиться, пока целы.

Однако к вечеру 30-го в мозги несчастных въезжает понимание, что деньги на счету предприятия это одно, а премия это другое и, кляня Горбачёва, реформы, Минобороны с грёбаной приёмкой, а также жену, ждущую сапоги на зиму, директор подписывает договор советского факторинга, клятвенно обещая отомстить при удобном случае.

Вот так. 5 процентов от стоимости изделия умножаем на четыре квартала – это сколько получится, учёный ты наш? По лицу вижу: посчитал.

‒ Погоди, шеф, а если заказчик не примет изделие, ну там недоделки…

‒ Ты что? Я же сказал – творчески применять, мы ж не в Америке. Во-первых, где он, бедолага, другое изделие найдёт? Во-вторых, он это изделие в другое изделие вставляет, и у него тоже план по производству, отгрузка и т.д. – в общем, я об этом уже толковал.

‒ А средства?!

‒ Это ты – откуда деньги у банка на оплату факторинга, умник? Ну, напрягись, подумай.

Страшная в своей гениальности мысль, пузырясь, всплывала из подсознания, заполняя сознание.

‒ Ты хочешь сказать, что тоже предприятие положило деньги на депозит в твоём же банке под 3 процента годовых?!

‒ Я хочу сказать, что меня представители ЦБ ждут – я им лекцию по факторингу читаю. Иди, работай.

Эпизод четвёртый. Внешнеэкономическая деятельность, страшная месть, а также, как я посрамил честь Родины

«Для кого даже честь – пустяк, для того и всё прочее ничтожно».

Аристотель. Собрание сочинений (по-видимому)

Освоив основные банковские операции, о чём речь шла выше, руководство банка решило, что пора переходить к международной деятельности. Тогда все поголовно были уверены, что заграница – просто рай земной.

Я лично слышал от моего знакомого году уже 1990-м, как хорошо иметь бизнес в Нигерии – не то, что в СССР. При этом он показывал мне письмо оттуда, где предлагалось недорого продать не то бриллианты, не то изумруды. У него даже хватило отваги и слабоумия поехать в эту самую Нигерию, где он благополучно и сгинул, ожидая выкупа при активном невмешательстве нашего консульства. Недалёкие нигерийские бандиты не смогли понять, для начала, что тогда у нас солидным бизнесменом считался банкир с уставным капиталом банка аж в 500 тысяч рублей (примерно 50 тысяч долларов – по курсу чёрного рынка), а главное, что для советских дипломатов в консульстве коммерсант был классовым врагом почище Пиночета.

Другой ухарь-купец предлагал мне приобрести фальшивые доллары. (Он так и сказал: фальшивые). Когда я выразил изумление, мол, зачем? Ответ последовал гениальный: «Так ведь дёшево!».

Прибавьте сюда ещё постоянное формирование секретных списков на конвертацию деревянных в зелёные какими-то шустрыми ребятами, требовавшими комиссионные вперёд, а также по-прежнему присутствие в уголовном кодексе статьи (по-моему, 88-й): операции с валютой, «вплоть до высшей меры», и вы поймете, что банку пора было выходить на международную арену.

И вот два знаменосца перестройки, отец и я, прибыли в представительство Дойчебанка в Москве с предложениями о взаимовыгодном сотрудничестве. Предложения сводились к следующему:

Дойчебанк, с одной стороны, даёт нам доллары (в крайнем случае, дойчмарки), а мы, c другой стороны, со временем, по-честному, может быть, вернём эту сумму рублями по государственному курсу – 60 копеек за доллар США.

Выслушав наше взаимовыгодное предложение, а также наш английский, директор представительства (здоровенная рыжая тётка) вызвала охрану и попросила нас покинуть помещение. Уходя, я из-за папиной спины что-то кричал про 1945-й и клялся никогда не открывать в Дойчебанке счета – хоть на коленях умоляйте.

И надо сказать, что я осуществил свою страшную месть – никогда не открывал счета в Дойчебанке, так им и надо!

Потерпев фиаско на фронте корреспондентских отношений с инобанками, отец отнюдь не пал духом.

‒ Санёк, ‒ наставительно сказал он, – не журись. Настоящий мужчина, когда ему плюнули в морду, утрётся и в те же двери – ещё раз, пока не победит.