Сергей Чайка - Вернуться

Кружка с горячим чаем в руке и огонь, полыхающий в печи, давал долгожданное тепло, согревая его. Он стоял у окна и дул на горячий чай, затем маленькими глотками, обжигаясь попивал его. Горячий напиток как набегающая волна на берег согревала тело изнутри. Снег за окном кружил по известной только ему траектории, ударяясь о стекло со свистом и гулом. Снежинки, попадающие на стекло тут же, таяли и превращались в маленькую слезу, которая стекала и застывала прозрачной капелькой льда. Когда он там, далеко от этого места стремился к тишине, то он представлял себе все именно так. Почти так. Тишина породило одиночество. Одиночество, которое порой становилось невыносимым. И он погружался в прошлое, в те памятные дни, которые пропечатались у него в голове надолго. Образы из недалекого времени, того времени что теперь казались для него очень далеки. Время остановилось для него, не было часов, не было календаря, не было чувства движения жизни, всего того, что было в прошлой жизни. Образы знакомых ему людей со временем стирались, они как будто умирали, и он хоронил их, не появляясь на похоронах, не бросив комок сырой земли и не выпив за них. Он забывал их, а они забывали о нем. Так по крайней мере он думал. Одиночество – это молчание, крик в тишине и эхо, пустой звук. Он не заметил, как со временем он стал говорить сам с собой. Когда это все началось он уже не помнил. Он с усилием пытался вспомнить, наморщив лоб и свободной рукой потирая висок. Когда же?

Она сидела на кухне и ждала его. Их общего сына она уже уложила спать и теперь ждала, сидя у окна и не зажигая свет. Когда в ночной тишине раздался поворот ключа в двери, то она от неожиданности вздрогнула. Это пришел он. Она знала, что он придет сегодня и эти дни она высчитывала. Календарь, висевший на кухонной стене, был весь исчерчен крестиками. Повернув голову к двери, она ждала и в ее глазах было ожидание и страх. Страх увидеть не его. «Хотя как такое возможно?» – говорила она себе- Такого просто не может быть… «Это точно он» – успокаивала она себя, но засевший внутри страх не проходил. Вот еще ключ сделал поворот в замке и дверь отворилась. В освещенном проеме стоял он. Повернув голову с заросшей щетиной на лице, он улыбнулся. Той улыбкой, которой мог улыбаться только он и только ей.

– Привет – сказал он, опустив сумку на пол. Вот так, не было три месяца и привет. Она, не помня себя от счастья вскочила как ошпаренная, пробежала по коридору и повисла на нем, обняв его, уткнувшись и закопавшись ему куда-то в шею, плечо. Он нежно ее обнял, вдыхая запах волос. На плече стало мокро, он отстранил ее от себя, взяв за голову

– Что ты? Что ты? Все хорошо? Он поцеловал ее в губы, в кончик носа и опять прижал ее к себе.

– Да, да – ответила она, хлюпая носом и улыбаясь в ответ.

– Все хорошо, накатило просто, прости. Так они и стояли обнявшись, пока слезы не высохли на ее лице.

– Ну все – она отстранилась, ладонями рук вытерла остатки слез и взяв его за руку сказала:

– Пойдем, я тебя отмою, накормлю – и потянула за собой. Он приостановил ее:

– Я… Было видно, как трудно давались ему слова. Она подошла и погладила его по небритой щеке и приложила палец к его губам

– Молчи… Что бы не было, я всегда буду с тобой. Он с благодарностью посмотрел на нее и нежно поцеловал ее в губы. До ванны они так и не дошли, отдавшись чувству, нахлынувшему на них огромной волной и поглотив их с головой. Каждый из них отдавался друг другу как в первый раз, отдавая себя как в последний. После того как она его отмыла и накормила, он заснул на свежезастеленной кровати. От окна спальни стелился лунный свет, освещая кровать, на которой он спал. Ее рука нежно гладила его по спине, останавливаясь и замирая только на мгновение, а потом продолжала дальше изучать свое, родное. Вот здесь родинка, здесь шрам, здесь еще шрам. То, что она находила покрывала поцелуем. Во сне он вздрагивал от ее прикосновений и слез, которые обжигали его. Ее чувство сейчас было куполом, который накрывал его, оберегая и она как сторожевая собака, которая готова загрызть любого, кто помешает ее хозяину отдыхать. «Всегда» – она сказала тихо. Придвинулась поближе к нему, обняла за плечи и закрыла глаза.

Снег за окном не переставал идти. Сугроб под окном продолжал расти и грозился полностью закрыть его. Зимние дни стали короткими и на улице быстро стемнело. Огонь в печи, сделав свою работу понемногу затих и только маленькое пламя дожигало, оставшиеся дрова. «Сегодня посплю в тепле» – подумал он. Нашарив рукой на полке толстую свечу, пристроил ее на краю стола и зажег, чиркнув зажигалкой. Он лег на диван, подложив под голову подушку и в отражении его глаз заиграл яркий свет. Он лежал, наблюдая как пламя свечи стоит не шелохнувшись. Пламя разгоралось все больше и больше. И вот это уже не огонек свечи, это был пожар и в его отражении виднелись горящие поля, черным столбом дыма взмывая в небо, огромные кострища пылающих домов и люди, мертвые люди, раскиданные как кегли посреди выгоревших полей. В центре всего стоял он нешелохнувшись. Он взирал на происходящее вокруг себя и не понимал, как могло быть, что из-за маленькой свечи могло все возникнуть. Моментально захотелось воды и, кажется, даже дождь стал накрапывать, пытаясь перерасти в ливень и появилась надежда что он потушит наконец этот пожар в конце концов и прекратит бесконечный кошмар, длившийся, казалось, так долго что в душе не осталось ничего кроме пустоты и заполнить его было нечем, но дождь не принес ничего. Все вокруг полыхало и рушилось с грохотом. Капли дождя были красного цвета и все, на что попадала вода окрашивалось в красное. Открыв рот, он попытался напиться дождем, но только первая капля попала ему в рот он сразу выплюнул ее на землю и его стало рвать, выворачивая его наизнанку до изнеможения. Он вспомнил этот вкус. Этот вкус он не перепутает ни с чем и никогда. Вкус крови. И он бежит, пытаясь спастись. Его бег медленный и тяжелый. Спотыкаясь о горящее бревно, он падает и пытается встать. Он опирается рукой во что-то склизкое, и рука соскальзывает, и он падает лицом в липкую мерзость. Над головой со свистом пролетает мина и взрыв… Темнота. Дым рассеивается как открывают занавес на сцене или как открываются шторки жалюзи. Сначала он видит свои ноги, обутые в грязные ботинки с комками земли на подошве. И он понимает, что вроде лежит, но почему-то не на месте, он двигается. И до него доходит что его тащат за разгрузку. Что-то стекает по лицу, заливая глаза. Ладонью смахивает, но безуспешно, только становится хуже от грязных рук. К грязи примешивается кровь. И опять темнота. Провалился в сон ненадолго, открыв глаза долго смотрел перед собой прислушиваясь к шорохам. На столе так же горела свеча, а за окном так же гудели провода. Все так же. Огонь в печи погас, но печь еще держала тепло. Натянув плед на ноги, он протянул руку и достал сигарету из пачки. Прикурил. Облако дыма на секунду окутало его. В доме стояла тишина, только за окном все гудело и свистело. Тем самым был неожиданным стук в дверь. Сначала стук в дверь был слабеньким, затем он стал более сильный и настойчивый. Дом стоял далеко от других и тем странно было что кто-то мог оказаться здесь, при том, что погода стояла совершенно не для прогулок. Сев на диван, влез ногами в теплые тапки и пошел к двери. Стук прекратился. Щелкнув замком, повернул ручку и с усилием открыл дверь. Времени для разговора не было, ветер как будто ждал и устремился в дом. Он схватил, стучавшего за первое что попало под руку и рывком втянул в дом. Тот неуклюже споткнулся о ступень при входе и рухнул в тамбуре. Он тут же захлопнул дверь и склонился над упавшим. Тот и не думал вставать, лежал без движения уткнувшись в пол.