Артём Кайнов - Проклятый Рай. Здесь есть всё, о чем ты мечтал, но нет того, без чего не можешь жить

– Нет, не надо…

– Ну ладно, – ответил он, сужая промежуток со скрипом.

– Ой, стоп-стоп. Кажется, мне именно сюда.

Скрип замер. Элла быстро зашагала и, открыв ногой дверь нараспашку, что резко издала чудовищный рев, зашла внутрь, стиснув зубы.

– Очень любезно. Хоть бы сумки взял, а не стоял как вкопаный.

Гуес на это только развел руками.

– И дверцу бы смазать не помешало. Верещит, как калитка огородная.

– Эй, что за претензии? Ты вообще кто? Пришла и бубнит что-то, как старушка.

– Ах да, я – Элла, судя по всему, ваша новая соседка.

– О-о… Кажется, за неуплату в этой секции выселение грозит только мне. Позволь спросить, в какую именно комнату ты заселяешься?

– В 40, кажется.

Она указала ладонью на визави, как бы припоминая имя.

– Что? – сконфузился Гуес.

– У меня есть два варианта, как тебя называть: либо неистовый погонщик говнюков, либо стойкий безымянный швейцарик.

– Слушай, а наш с тобой знакомый тебя ничем не угостил случайно?

– Ничем, кроме посредственного баяна, безымянный швейцарик.

На мгновение все затихло. Затем Гуес сдержанно засмеялся, приложив ладонь ко лбу, а милое личико Элла сделалось по-ребячески дерзким.

– Баян, говоришь? О мой бог!

Гуес зачем-то взял руку Эллы.

– Что? – она всем телом подалась назад, словно вот-вот упадет.

– Давай сумку уже.

– Да не надо уже, спасибо, неистовый…

Гуес назвал свое имя и выхватил пакет у новой соседки.

– Итак, если не ко мне и не к Донаре Васильевне, значит, в потайную комнату. Говорят, последний житель, что там прозябал, в один прекрасный день заперся изнутри и вскоре вышел в окно. Такие дела.

Элла фыркнула.

– Ты серьезно? – глянув искоса, спросила она. – Хочешь сказать, это комната самоубийцы?

– Вполне.

– Откуда ты это знаешь? Мне об этом не говорил квартиродатель.

– Еще бы он тебе сказал. Об этом повествуют страшилки и легенды этого общежития. Я тебя в большее посвящу: говорят, оно построено на кладбище. Ну, знаешь, как Петербург на костях или Беломорканал. Правда, в большей степени это выражение понимается буквально, что тоже, кстати, имеет место.

– Что за фетиш – увлекаться всякими небылицами и легендами? – спросила студентка филологического факультета. К тому времени они уже стояли у нужной комнаты.

– Ты можешь мне по-нормальному сказать, что здесь случилось? Все-таки ты здесь побольше меня живешь, – продолжила она.

– Сравнительно побольше. Но не настолько, насколько тебе хотелось бы. Я тут уже как три месяца снимаю комнату напротив. Работаю барменом, так что меня ночью почти никогда нет дома, а днем я сплю-ю. Про эту комнату мне Говнюк рассказывал. Но, знаешь, этому типу вовсе не стоит верить на слово. Этого олуха хлебом не корми – дай в любом, пусть даже в самом ничтожном разговоре вставить свои пять копеек.

– Да?.. Это мой стол? – между прочим спросила Элла, стремясь попутно в беседе разбирать сумку.

– Получается, твой.

– А где вы познакомились и почему у него такое странное прозвище?

– Хе-хе, в рок-н-ролл баре «Горцующий пони». Я уже там работал, когда он, подвыпивший, залюбовался на мой флейринг и попросил научить его так же виртуозно жонглировать бутылками.

– Ах, вот как это называется…

– Да-да. А Говнюком его назвали такие же, как он, завсегдатаи этого бара. За полночь в «Горцующий пони» начинается ярый раздрай: налакавшись и растанцевавшись, особо драйвовые ребята начинают слэмиться (надеюсь, тебе знакомо это слово). Зачинщиком этого месива по традиции, конечно, становится Говнюк. Что он там вытворяет, матерь божья! Уму не постижимо! Скачет, мечется, топчется, бодается, падает, рычит – ну сущий гарцующий понь!

– А я смотрю, ты его поклонник!

– Да. Только ему об этом не говори, а то зазнается. Через минут десять, когда народ уже начинает подтягиваться и Говнюк люто, я бы даже сказал, по-варварски начинает отстаивать каждый сантиметр своего личного пространства, пихаясь и толкаясь, двое вышибал выкидывают его вверх тормашками покурить на улицу, и он там остывает, остывает да такой степени, что готов поговорить с первым встречным о житье-бытье до самого утра.

– Ой, как это мило. Не то что всякие страшилки…

– Н-да… Вот он мне и подкинул наводку на комнатку… Ну ладно, ты, наверно, устала, а я тут все языком чешу. Очень рад нашему знакомству.

Гуес улыбнулся и, оттолкнувшись от холодильника, который отслужил ему в качестве подпора, зашлепал своими ременными тапочками.