Ольга Краузе - Исповедь авантюристки. Повесть

После Гражданской войны зачислен в войска ОГПУ инструктором по владению холодным оружием. Почти учитель фехтования, только не француз. Тогда-то он первый раз женился на своей сослуживице и у них родился сын Игорь. Но, что-то в той семье не заладилось и они развелись, после чего Карл, при первой же возможности, в разгар НЕПа, демобилизовался, устроился гардеробщиком в Александринский театр и занялся-таки своим родовым ювелирным ремеслом. При этом он находил время и силы играть в Ленинградском театре рабочей молодежи, где и встретил свою вторую супругу Марию Кальван. Сошлись они на том, что она виртуозно играла на мандолине, а он на семиструнной гитаре – вот и сыгрались. И под эту музыку у них родился мой отец.

Я и мой отец в форме инженера-железнодорожника (фото Сергея Григорович)

Говорят, что с самого моего рождения начинались проблемы. Это в 1966 году Министерством здравоохранения СССР было официально утверждено создание молочных кухонь по всей стране для новорожденных, а в 1953 еще об этом не думали. Да и родиться я умудрилась в траурные дни, когда вся страна оплакивала смерть своего упыря, товарища Сталина. Сами понимаете, тут великий вождь помер, при такой-то беде не только у моей мамы мастит и молоко пропало!

Кормилицу подыскали не сразу – дитё худое, недоношенное, еще помрет и отвечай за нее. Но нашлась одна отчаянная многодетная колхозница – рискнула. Оно и понятно, чай не за трудодни, а за живые деньги. Так что где-то может быть и живут еще мои молочные братья и сестры. Жаль, что ничего, кроме того, что начиналось мое детство в какой-то деревне, расположенной между Семрино и Сусанино, я так и не узнала, и про то самое начало, естественно, не помню. Помню только то, что рассказала мне моя бабушка.

Когда от кормилицы, уже окрепшую, меня вернули в семью, то почему-то именно к маме я долго не могла привыкнуть – брыкалась и отбивалась от ее ласковых рук. Но потом привыкла, пригрелась и прижилась.

фото Сергея Григорович

С раннего детства – замотанное горло, вечная ангина, увеличенные гланды. Сижу сама с собою в уголочке, что-нибудь мастерю-выдумываю… Мама так и говорила: «Лелька затихла – жди беды!» То у бабушкиной горностаевой муфточки все хвостики обрежу, чтобы не болтались… То у маминой коллекции почтовых марок, которые она еще после своего прадеда собирала, все зубчики обстригу, чтобы ровненькие картинки получились, и в папин гроссбух аккуратненько наклею – красненькие к красненьким, синенькие к синеньким и совсем разноцветные – на персональную страничку.

Девочка я была усердная, старалась в поте лица угодить родителям. За что и получала страшные тумаки, которые мужественно терпела, представляя себя Зоей Космодемьянской. Маму я доводила до озверения, а папа все ж таки пытался за меня заступаться, умоляя матушку не бить меня по голове:

– А то ж совсем дурой станет, еще и гадить начнет!

Наконец дедушка дал мудрый совет:

– Дайте вы ей что-нибудь путное в руки! Займите ребенка делом!

Сказать легко. Бабушка пыталась обучать меня вязанию и вышивке болгарским крестом. Но мою усидчивость победила хроническая невнимательность. Регулярно считать стежки и петли было выше моих сил.

Вот тогда-то и решили усадить меня за рояль.

Рояль появился в нашем доме случайно. Его сосватали нам из Кемерово отцовские сослуживцы. Прибыв зимой, он долго стонал в гостиной, оттаивая и приходя в себя.

Для ребенка рояль в доме – это персональное государство. Особенно если он стоит не посреди комнаты, а в углу, чтобы под него можно было поглубже забраться. Там и от родительского гнева прятаться надежно. Не будут же они за тобой на карачках ползать. Они же взрослые, им не солидно. А еще под роялем сладко петь. Раньше, до рояля, я вообще не пела. А под роялем самое то. Первая моя песня была любовная:

А папа заявил, что петь надо патриотические песни. Но мама возразила:

Читать дальше