Марина Светенкова - Семья

– И всё же. Почему так официально – Татьяна Семеновна? – не отставал Вовка.

– Да сам посмотри. Не девка, а морозильная камера. Я даже не знаю, умеет ли она улыбаться. И вообще мне кажется, она нас всех заранее ненавидит, – пошутил Сева и ушел приглашать на танец подругу Татьяны.

Однако несмотря на столь странную характеристику и без каких-либо усилий она как-то сразу завладела всем его вниманием. Около часа он просто наблюдал, а потом пригласил на танец. Сгорал под ее взглядом и одновременно понимал, что влюбился. Ему понравились и внешность, и стать, и надменность, с которой она отказывала в танце местным. Ничем не прикрытый скверный характер бросался в глаза даже на расстоянии. Она не старалась быть любезной и лишь избранных одаривала мимолетной улыбкой. Высокая, стройная, ровные русые волосы чуть ниже плеч, аккуратные черты лица и пикантная родинка на тонкой шее. Стоит отметить, что дело было в середине 80-х, когда в стране уже стремительно менялись нравы и понятия о морали. По телевизору активно транслировали новые, в большей степени не совсем изящные, фривольные танцевальные движения и утреннюю аэробику в одежде, подчеркивающей сексуальность, граничащую с пошлостью. Но поскольку больше ориентироваться было не на что, молодежь подражала стилю телевизионных звезд и вообще всему, что видела на цветном экране телевизора. Поэтому на танцы одевались кто во что горазд, а вернее, кто что смог купить, перешить или осовременить.

Всем хотелось выделиться, в ход шли мини-юбки, цветовая гамма «вырви глаз», колготки в сеточку под джинсовые шорты и модный комплект – лосины плюс пиджак, едва прикрывающий попу. Пышные начесанные волосы, объемные челки по форме зонта, крупные цепи и броский макияж. На Татьяне же не было ни ярких лосин, ни короткой юбки, ни модного свитера из ангорки. Абсолютно вне моды, но безумно элегантная в облегающем платье чуть выше колена, она выглядела привлекательно, правда, на пару лет старше своего реального возраста. Красиво и пластично двигалась в танце, но держала эмоциональную дистанцию, ни в коем разе не позволяя партнеру опустить руку чуть ниже талии. Да ему это и не требовалось. При всех очевидных минусах она ему слишком понравилась.

Всё в ней, от взгляда до походки, кричало о высокомерно-презрительном отношению к окружающим. Ее величавая осанка рисовала в фантазиях простолюдина-Вовки даму из другого века, которая вечерами попивает чай не с мамой в доме окнами на трассу, а как минимум во дворце в компании английской королевы. Казалось, завоевать ее обычному парню из Лопушков – непосильная задача, но Владимир Шапкин никогда в себе не сомневался. Он заканчивал школу и уже точно знал, что вскоре уедет из Лопушков. Его манил городской филиал Политехнического института, а в перспективе он был уверен, что обязательно устроится работать на машиностроительный завод. В четко выстроенном плане на жизнь значилась дружная семья и обязательно дети. Татьяна, как девушка из благородных снов, очень четко вписывалась в образ жены главного инженера завода, коим к сорока годам Вовка, кстати, и стал. На момент же знакомства с ней это были лишь мечты, но то, с какой уверенностью он транслировал картинку своего безоблачного будущего, производило впечатление, сравнимое со счастливым концом благородной сказки. Расставленные приоритеты и стремления парня к хорошей жизни однозначно воплощали Татьянину мечту – опереться на стабильного спутника и покинуть это гиблое место как можно скорее. Поэтому как само собой разумеющееся Татьяна оставила его «про запас».

– Пусть будет. Не мешает, – говорила она подругам про ухаживания Вовки.

– Танюша, да он же красавец! – твердили они, но для нее он был обычным. Настойчивый, самоуверенный и очень наглый. Вот, пожалуй, таким он запомнился ей при первой встрече. Однако на удивление многим, да и самой себе, именно с ним она тогда танцевала весь вечер. А после он проводил ее до дома и по нескольку раз в неделю начал приезжать в гости. Она не была в него влюблена и не спешила с выбором, но принимала ухаживания. Как и Вовка, Татьяна планировала учиться в большом городе, но не в институте. Она хотела поступить в железнодорожный техникум. По окончании мечталось устроиться проводницей, там и денег можно подзаработать, и страну посмотреть, и мужа встретить.

Так уже через полгода они оба уехали в большой город. Жили в разных общежитиях, изредка ходили на свидания. Спустя пять лет Вовка с отличием закончил институт и по распределению, как и планировал, начал работу на машиностроительном заводе. Татьяна же, окончив техникум, передумала мотаться в душных вагонах по стране, разнимать пьяные драки пассажиров и разносить чай. Ее мама прекрасно умела шить и с детства обучала этому дочь. И, надо сказать, у Татьяны прекрасно это получалось. Изначально устроившись для подработки в центральное городское ателье, она за год заработала репутацию всемогущей швеи и поняла, что ей это куда интереснее и прибыльнее ранее выбранной профессии. Тогда, на рубеже последнего десятка уходящего века, найти в магазинах симпатичные модели одежды было трудно, да и денег у народа особо не водилось, а блистать на свадьбах, юбилеях и прочих банкетах всё же хотелось. Ателье пользовались спросом. Татьяна искусно умела перешить старое бабушкино платье в модное и молодежное, из отреза обычной ткани сотворить деловой костюм по фантазии заказчицы или облагородить старую тряпку в прекрасные шторы. Ее услуги стоили недорого, но благодаря сарафанному радио Татьяна быстро заимела стабильный поток клиентов и достойный доход. Равно как и Вовка, который, к слову, все эти годы настойчиво продолжал ухаживания. Он часто встречал ее с работы, дарил цветы, приглашал в кино и на летние концерты в Зеленый театр. После жизни в их маленьких поселках город ярко блистал для них роскошью с широтой развлекательных мероприятий. Кино, концерты, прогулки по набережной, катамараны, аттракционы и танцы по выходным никак не могли сравниться с поездкой в скучный отчий дом. Но, когда изредка Татьяна всё же отправлялась на электричке в родное Лядино, Вовка обязательно ее сопровождал, заботливо помогал нести тяжелые сумки с продуктами, а потом шесть километров шел пешком в свои Лопушки.