Марина Махортова - Исправленному верить

– А знаете, вы меня убедили. К чему болтать лишнее? Я, пожалуй, тоже больше ничего не скажу. Захотите, найдете меня и поговорим. Может быть.

Я рассердилась. Осторожность – хорошее качество, но применительно к мужчине часто отдает трусостью, что для меня противно.

Эта встреча с человеком из прошлого меня встревожила. Более того, заставила задуматься о том, какое же доказательство невероятного спасения Дани заполучил в Германии Борис Яковлевич. И почему тогда в 70-е годы он ничего об этом не сказал? Вел он себя при нашей нынешней встрече странно. Впрочем, он и сорок лет назад был таким.

Я начала размышлять, возбужденно шагая по улице Декабристов. Улице, где сквозь наглую современность упорно пробивается патриархальная Коломна. Удивительное место, вроде бы и центр города, а все равно окраина. Но очень петербургская окраина! Поэтому люблю.

Однако, прежде чем познакомить вас со своими размышлениями после встречи с Борисом Яковлевичем, нужно напомнить о том, что вообще привело меня к необходимости о чем-то размышлять.

Несколько лет назад со мной произошла совершенно невероятная история, которую с полным основанием можно назвать чудом.

Я неожиданно проснулась в квартире своего детства, во времена своего детства и даже в облике себя-подростка. Это странное перемещение во времени можно было бы принять за фантастический сон, если бы не сведения, которые мне довелось узнать, побывав в прошлом. А узнала о возможном спасении моего двоюродного деда поэта Даниила Хармса во время блокады Ленинграда. Правда доказательств этого невероятного факта тогда не было. И вот теперь оказывается, что они есть

Итак, доказательства. Прямых свидетелей блокадных событий не осталось в живых. Официальных документов или воспоминаний тоже. Под каким именем несчастный, потерявший память, беженец мог попасть в Германию, я тоже не знаю. А, впрочем, помня о немецкой аккуратности даже в самые страшные времена, сведения о русских рабочих в архивах отыскать возможно. Вопрос в другом, был ли один из этих русских, ставший садовником, Хармс? Профессор-аспирант сказал, что у него имеется доказательство, но по какой-то причине он не стал его предъявлять. Однако, о каких неприятностях, связанных с этим, он вспоминает? Или все-таки доказательство он предъявил? Но кому?

– Да моей бабке Елизавете, больше некому! – громко сказала я и с размаху впечаталась лбом прямо в парня, на которого налетела.

– Вы че? Какой бабке? – ошарашенно переспросил он и аккуратно отодвинувшись в сторону, порысил дальше.

Я опомнилась и оглянулась. Батюшки! Совершенно незаметно я прошагала мимо Мариинского театра. А, пожалуй, могла бы домчаться до дома на Петроградской стороне. Когда я поглощена чем-то целиком, то не замечаю ни времени, ни расстояний. И до чего же хорошо мне думается на ходу!

«Итак, продолжаем разговор!», как сказал Карлсон и я вместе с ним. Ей -богу, в детской литературе можно отыскать фразочки-выручалочки на любой случай.

Что же Борис мог предъявить Елизавете Ивановне в качестве доказательства правдивости своего рассказа? Что-то, принадлежащее Дане? Какая-то вещь? Но сама по себе вещь ничего не доказывает. Она могла сохраниться у кого угодно. Наличие вещи не свидетельствует о том, что Даня выжил и оказался в Германии. И потом, что это может быть за предмет, который Елизавета Ивановна не захотела бы продать на волне интереса к Хармсу? То, что имело для нее очень большую ценность. То, что она хотела бы сохранить для себя и только для себя. Так что же это такое?!

Ах, если бы можно было заглянуть в прошлое! Если бы можно было заглянуть и увидеть, как все было на самом деле. Но нет, о чем это я? Не нужно опрометчиво высказывать желания, они могут сбыться. Вряд ли я захочу оказаться в Ленинграде в феврале 1942 года, даже ради того, чтобы увидеть, что на самом деле случилось с Даней. Это пострашнее моего перемещения в 1936 год. Да и не знаю я способа управлять такими перемещениями. И вообще, может лимит чудес в моей жизни уже исчерпан? Или нет?

Нужно лишь видеть и понимать знаки, которые подает тебе судьба. Ведь для чего-то мне встретился сегодня Борис Яковлевич?

И не где-нибудь, а в синагоге. Ну кто знал, что моя любопытство приведет меня именно в синагогу?

Неожиданно, а все у меня случается неожиданно, перед глазами вырос чудный в своей нарядной красоте и нежности Никольский собор.