Виктор Улин - Нет иного света

Но немками не были татарка Ильза и башкирка Эльза.

(Или это Ильза была башкиркой, а Эльза – татаркой…)

Одна Оксана была украинкой, вторая – татаркой.

Одна Раиса – татаркой, вторая – кореянкой.

И ясное дело, что Лаура и Симона были голландками, Андреа – еще одной немкой (все Андреи были геи), а Хелена – еще одной полькой.

Валерии женского рода прошли мимо меня, зато Валерии мужского играли этапную роль (даром, что один из них был совершенно голубым).

Мною пренебрегли Саша и Маша – последняя в « Камраде » )нарисована как Даша.

Зато благосклонной оказалась Каша (что является лишь сокращением от польского варианта Катерины, а обычная Катя числилась молдаванкой).

Алиса из того же « Камрада » была просто Влада.

Звали турчанку на самом деле Танарой, или я неправильно прочитал бейдж на ее округлой груди, сказать трудно, а проверять поздно.

Могу сказать точно лишь то, что костариканку сокращенно звали Мариэлос, а полный набор своих имен даже сама она выдавала с запинкой

Еврейками с необычными именами могу назвать Софию и Беллу.

(Увы – Фейга, Шифра, Шера и Мирра остались у Шолом-Алейхема…)

Не знаю, кем считались Яна и Майя, однако Марина и Эмма была эстонками, а Лайма – латышкой.

Мимо прошли Нины.

Миновала меня Любовь, единственную в своей жизни Надежду (актрису Люберецкого народного театра, куда мы с другом Саней ездили специально, имея вполне определенные цели) я упустил на крыльце литобщаги (она пошла с Ануфриевым, не со мной), а с Верами мне везло еще меньше, чем с Татьянами.

Зато в ленинградском Дворце культуры работников связи я однажды танцевал с Леонтиной!

Татарка РалинА дала имя героине моего « Исцеления » – лесбиянке РалИне.

Слова же о моих Аннах – впереди…

Перечислять я могу бесконечно – но, пожалуй, пора приостановиться.

* * *

Отмечу лишь, что « Овода », я читал школьником (взрослый человек такую ерунду читать не может), но на 5-м десятке меня однажды чуть не избили в ресторане из-за женщины по имени Джемма…

* * *

Когда мужчина на закате жизни начинает вспоминать своих женщин, это воспринимается как анализ «списка побед».

Возможно, для кого-то все так и есть, но у меня никаких побед в жизни не было, мой « список » есть список моих поражений.

Из своих бесконечных романов я всегда выходил с ощущением, будто по мне проехал танк.

Отряхивался, приводил себя в порядок – и снова лез в окоп.

В тот же самый, или рыл новый – и ждал очередного танка на свою голову.

А те женщины, которые меня не уничтожили, лишь являются исключением, подтверждающим правило.

Но сейчас я пишу только хорошее, что после них осталось в душе.

* * *

И стоит наконец вернуться к моим эпохальным женщинам.

Точнее, совсем не моим, но составившим часть моей жизни.

Имя « Анна » – древнееврейское, имеющее смысл « милость божья » – является одним из самых красивых имен всех времен и народов.

Оно аллитеративно двумя дрожащими « Н » и палиндромично (то есть читается одинаково слева направо и справа налево!) – я не знаю другого женского имени с такими свойствами.

(« Алла » создает совсем иное ощущение.

Хотя воспоминание о некоей Алле Р., приведенное чуть дальше, наполняет мою душу некоторой приятностью.)

К любой Анне я всегда ощущал априорное расположение.

* * *

Анны в моей жизни сыграли чрезвычайно важные роли.

Стоит вспомнить их поименно.

Две из них упомянуты в дневниках из мемуара « Музыка в моей жизни ».

* * *

В детский сад я не ходил, во дворе никогда не играл, в пионерские лагеря не ездил, в нашем классе ни одной Ани не училось, а с другими девочками я не общался.

* * *

Первой Аней моей жизни оказалась Анна Р., дочь маминой уфимской одноклассницы-башкирки, удачно вышедшей замуж во время аспирантуры на факультете востоковедения ЛГУ и ставшей ленинградкой.

Отец ее, русский интеллигент – один из самых приятных моих старших друзей – был одним из первых лиц в « Ленэнерго ».

Сама Анна №1 сияла знойной красотой мулатки и мне ужасно нравилась – равно как и я нравился ее родителям, семейная дружба подкрепляла взаиморасположение. И наверняка я мог соединить с нею свою судьбу, и вся моя никчемная жизнь пошла бы иначе.

Но…

Но Анна была старше меня одним годом, а познакомились мы с нею в 1972, в мои 13 – в возрасте, когда значительным кажется даже 1 месяц. Изначальное неравенство усугубил и тот факт, что знакомство состоялось в аэропорту « Пулково », где со своими мамами отправлялись на родину предков. Я по малолетству летел с детским билетом (кажется, он имел даже иной цвет, чем взрослый), а Анне уже исполнилось 14 и она имела свой паспорт.