Дмитрий Власов - Витражи конца эпохи. Сборник рассказов

– А скажите, товарищ, электрификация в нашей стране завершена?

– Завершена, – был ответ.

– И советская власть повсюду, верно?

– Да, конечно, – был ответ.

– Значит, уже настал коммунизм?

– Конечно, но вы невнимательно читали, товарищ Каверзнев, – мягко и подтвердил, и возразил преподаватель. – Коммунизма мы пока построили первую стадию, а вторая наступит тогда, когда… – ну, и терпеливо повторил известную мысль о способностях и потребностях, однако посмотрел недобро.

– А не кажется ли вам лозунг «каждому по потребностям» весьма спорным? – понесло Бориса Алексеевича. – Реализация подобной модели возможна в двух случаях – либо при средних сильно заниженных потребностях подавляющей массы членов общества, пусть и условно-добровольных, либо при подлинном изобилии, стремящемся к бесконечности. Но в последнем случае мы вступаем в противоречие с необходимостью рационального использования природных ресурсов, какими бы разнообразными и безграничными они не казались. Неконтролируемое изобилие неизбежно приведет к экологическому коллапсу, если не к изменению самой сути природы, ее глубинной энергетической структуры.

Борис Алексеевич покачал головой и произнес в задумчивости, как бы разговаривая сам с собой:

– Да, как-то это непонятно, – надо еще подумать. Мысль-то заманчивая, но как быть с энтропией? Как быть со стремлением к состоянию равновесия, несмотря на непрерывность развития?

И спокойно сел на место, не замечая ни бледных лиц вокруг, ни зловещей до густоты тишины. Очнулся он только тогда, когда услышал грохот – это преподаватель упал в обморок. Сорокалетнего товарища отвезли в больницу и больше его, кстати, никто не видел, хотя и о его смерти не слышали.

До старости Борис Алексеевич ругал себя за ту выходку – ведь его жизнь висела на волоске! Подумать ему, видишь ли, захотелось! Ну и думай себе на бревнышке в саду, а так-то зачем! Подверг сомнению евангелие! Съел на завтрак ляжку священной коровы! И, главное, преподавателя было жалко – вот по этому поводу Борис Алексеевич переживал сильнее всего.

Да, такое не прощают. Но, что удивительно и никакому уму не постижимо, Бориса Алексеевича тогда простили! Лишь позже он узнал, прочитав умные и правдивые книги, что ему грозило. Но тогда, хотя из курса предполетной подготовки Ю-во и знал о суровых идеологических законах, царивших на одной шестой части суши, по молодости относился к ним легкомысленно. А что, в самом деле, случилось? Разве семинар – не место для дискуссий? Разве не следует все подвергать сомнению, чтобы добраться до истины?

Слишком Ю-во был отравлен свободой на своей родине. Поэтому и мог вляпаться в историю. И совершенно это было ни к чему – ведь в созвездии Козерога наверняка имели не поверхностное представление о религиях, учениях и заблуждениях землян. Да, коммунизм – религия, понял Борис Алексеевич, но ни с кем этой мыслью делиться, слава богу, не стал. Ему не ставили задачу – изучить, а тем более оспорить религиозные учения. Он должен был изучать жизнь. И он совершенно потерял интерес к так называемым наукам, от жизни далеким. Каждая религия выдумывает свой рай – это нормально.

А простили Бориса Алексеевича по одной простой причине – испугались. Если бы он анекдот рассказал, явился вдребезги пьяным на комсомольское собрание или просто очередь его подошла – тогда другое дело, непременно посадили бы. А тут – случай особый. Такие слова и вспоминать страшно, не то, что произносить! Значит, так было надо. То есть решили в соответствующей инстанции, что Борис Алексеевич – сексот высшей пробы, засланный из Центра. С того дня люди стали относиться к нему по-разному – кто с опаской сторонился, кто напротив, стал более ласков с ним. Много лет сомнительная слава человека, работающего на Органы, преследовала Бориса Алексеевича, иногда мешала, иногда помогала в жизни, в карьере. Правда, настоящие друзья, которых в жизни у него появилось немало, в это не верили. И еще один человек не верил – девушка по имени Полина, которая и объяснила Борису, которого считала очень милым, какую глупость он совершил.

Вечером того же дня, когда зловещий смрад инакомыслия и скорых арестов окутал поселок и городишко, в калитку Бориса Алексеевича постучали. Он открыл, не раздумывая, и увидел на пороге заплаканную, трясущуюся Полю. Она бросилась ему на шею и зарыдала.

Борис Алексеевич с Полиной был знаком недавно, был к ней неравнодушен, но из-за робости своей никаких решительных действий не предпринимал – так, сходили пару раз в кино, и всё. Полина была девушка с характером, она многим на курсе нравилась, но считалась неприступной, холодной, как медуза. Часто находило на Ю-во какое-то незнакомое чувство, но он еще не знал, что это любовь. Правда, уже догадывался об этом, и мечтал пригласить Полю в местный ресторан, да как-то всё повода не находил.