Елена Кодайтес - Рождённая в нелюбви. Идеальность не гарантирует любовь

– Да пошёл ты!!! – толкнула его сильно в грудь Алина, тем самым разорвав цепь из Пашкиных рук, прижимающих её к стене дома.

– Да шуткую я, шуткую! – обиженно кричал ей вслед сосед:

– Алька, дай хоть поцелую! Не жмись! А с Халимом я договорюсь, другую девку найду, посговорчивее!

Оставалось три дня до окончания длинных новогодних каникул. Алина торопилась на встречу с подругой Натальей, которая уже сегодня в ночь собиралась вернуться в Омск. У подъездной двери снова стоял хмурый Пашка. На этот раз он был абсолютно трезв и очень серьёзен.

– Слышь, Алька, – сказал он, – я честно пытался, но Халим хочет только тебя. Сказал, что в твоих интересах прийти самой. Мужик он шибко серьёзный, из-под земли достанет, если захочет, за волосы тебя к нему приволокут! Но лучше, чтоб полюбовно…

– Он кто? – спросила Алина, – Бандит?

– Ну, какой бандит… – поморщился Пашка,

– Сеть ресторанов у него в городе, наездами он здесь. В Узбекистане семья, дети взрослые. Хочет, чтобы ты здешней… ну, типа жены ему стала… ждала… квартиру купит тебе… Подумай, Алька, – зашептал он ей прямо в лицо, – ведь, если согласишься, будешь, как сыр в масле, кататься!

– Паш, не гожусь я для этой роли, понимаешь? Может кому-то за счастье это предложение будет, а меня колбасит который день от этой встречи. Пусть оставит меня в покое!

– Ну-ну! Как знаешь! – Пашка сплюнул на снег и добавил:

– Корчишь из себя целку…

Встретившись с подругой, Алина пересказала ей разговор с Пашкой.

– Сваливать тебе надо, – серьёзно сказала Наталья,

– Поехали, рыба моя, со мной в Омск!

«Рыба моя» – было любимое Натальино обращение к очень близким людям любого пола.

– Что ты вообще со своими мозгами делаешь в этом кооперативе?!

– Кому мои мозги вообще нужны? – горько усмехнулась Алина.

– А в кооперативе я спецодежду шью. Партию заканчиваю, должны заплатить неплохо!

– Спецодежду она шьёт! – Наталья закатила глаза к потолку, – В Омске Технологический институт есть, поступить легче, чем здесь, технологом станешь, и никакой богатый узбек тебя достать не сможет!

– Приезжай, помогу тебе всем!

– Ладно, Наташка, авось рассосётся всё само собой, – вздохнула Алина,

– Ну, а не рассосётся – приеду!

Как оказалось позже, не рассосалось.

В начале февраля в ателье, где работала Алина, раздался телефонный звонок. Заведующая выглянула из своего кабинетика, где на её столе стоял телефон, и закричала: – Алина! Тебя к телефону! Да недолго, звонок жду от поставщика!

Алина подошла, взяла трубку и чуть не выронила её, услышав голос Халима.

– Что ж ты от меня прячешься, девочка? – с угрожающей ноткой спросил Халим.

– Откуда вы узнали, где я работаю? – голос Алины дрожал и срывался.

– Не смеши меня! Я знаю про тебя всё! Знаю, где работает твоя мать, где ты живёшь…

– Зачем я вам?

– Мне с тобой было хорошо, ты меня завела! И если я хочу тебя, значит ты подчинишься. Но я не сторонник насилия. Даю тебе три дня, чтобы ты добровольно ко мне пришла. Потом применю силу!

Алина положила трубку на стол и на негнущихся ногах пошла к своему рабочему месту.

После работы она зашла на почту рядом с домом, где находился междугородний телефон-автомат, и наменяв мелочи в кассе у оператора, вставляя монетки в прорезь автомата, смогла дозвониться в Омск подруге.

– Твоё предложение в силе, я могу приехать? – спросила Алина, – Мне надо… срочно… я только получу на работе деньги и расчёт…

Наталья дала подруге необходимые инструкции:

«Ехать надо в ночь, скорым поездом, он ходит по чётным дням. Остальные поезда останавливаются возле каждого столба. Лучше переплатить, но доехать за двенадцать часов.

А билет заранее покупать не надо, поезд проходящий, Москва – Владивосток, билет надо взять минут за сорок до отправления. Утром я тебя встречу.»

Все оставшиеся дни в своём городе Алина прожила в страхе.

Она шла домой и боялась, что её кто-то ждёт, чтобы скрутить и увезти к Халиму. Когда она находилась в доме, то боялась, что за ней придут. Когда надо было выйти из дома, она предварительно выглядывала в окно, выискивая во дворе незнакомую машину или незнакомых подозрительных людей.

Алина устала от этого напряжения. Ей некому было рассказать о своих переживаниях, потому что тогда надо было объяснить, как она во всё это вляпалась, а это было стыдно. Алина осунулась и, как ей справедливо казалась, подурнела. Даже всегда равнодушная к её состоянию мать сказала утром, взглянув недовольно на бледненькое лицо дочери: