1 ...6 7 8 10 11 12 ...20 Мальчик поднялся на сцену, подошел к микрофону и начал:
– По улице шел зеленый крокодильчик… И вдруг обосрался…
У меня было такое ощущение, будто в зале рухнули все хрустальные люстры. Наступила гробовая тишина…
Тут кто-то из ведущих попытался выйти из положения: схватил какого-то зайчика или медвежонка, сунул его мальчику в руки и стал выпроваживать со сцены: – Ну, ты иди, иди. Спасибо тебе! Все хорошо, все хорошо. Елка продолжается! Мальчик спустился со сцены, нашел своё место и сел.
И вот тут мы увидели страшную картину. Он сел рядом с большим-большим дядей. А дядя отрёкся от ребенка. Он сделал вид, что это чудовище, которое только что сошло со сцены, не его сын, не его внук и вообще никакого отношения к нему не имеет Но самое страшное, что сам мальчик каким-то подсознанием понял, что он совершил нечто, и вел себя так, будто этот громадный дядя не его папа, не его дедушка и он к нему тоже никакого отношения не имеет.
И тогда возникла маленькая пауза, были притушены огни. Потом ярко вспыхнул свет, и все увидели, что в первом ряду два пустых кресла: дядя с мальчиком в темноте умудрились смыться. И правильно сделали – еще неизвестно, чем бы для них закончилось это новогоднее представление. И для дяди, и для маленького мальчика, которому так хотелось прочитать стихи о Ленине.
Л. Дуров
Когда-то в Ленкоме выпускали спектакль «Семья» по пьесе Попова. Это про семью Ульяновых. Володю-гимназиста играл Г. Сайфулин, брата Александра – Саша Покровский, а С. Гиацинтова играла мать.
И вот сдача спектакля. В зале все: и министерство, и главки, и райком, и горком, и все другие «комы». В обязательных черных костюмах, при галстуках – мужчины и дамы с косами, уложенными, как нимбы у святых (сравнение сомнительное, я понимаю).
Начинается сцена, когда Александр Ульянов после каникул собирается в Петербург готовить покушение на царя. Покровский, стоя на середине сцены, собирает чемодан. Вбегает золотоволосый, курчавый Володя. Сборы брата для него неожиданность.
– Саша, ты куда?
А Саша, спокойно укладывая вещи в чемодан, отвечает:
– В Ленинград.
– Куда, куда?! – широко открыв глаза, спрашивает Володя.
– В Ленинград, в Ленинград, – опять же спокойно отвечает брат.
Сайфулин взвыл, показал зрителям пальцем на брата и убежал со сцены. А из-за кулис был слышен голос Гиацинтовой, которая давилась от смеха:
– Не пойду я на сцену! Не пойду! Пусть он уезжает, куда хочет! Не пойду!..
А Саша, ничего не понимая, стоял один на сцене и продолжал тупо складывать вещи в чемодан. Из зала раздался обреченный голос Колеватого:
– Занавес закройте, пожалуйста…
Чёрные костюмы и нимбы мрачно покидали зал…
А царя, как известно, все равно убили.
Был такой балерун в Большом театре – некто, скажем, Коля Харитонов. Он любил выпить, и его из-за этого не взяли в Америку на гастроли. Поехала одна жена – тоже балерина. Перед этим ругала его, подсчитав, сколько долларов они на этом потеряли. Она уехала, а Коля с собутыльниками запил…
Вдруг кто-то из друзей показал газету – Большой возвращается с триумфом. Коля в панике начал убирать квартиру. Стал выносить окурки, бутылки, в общем, весь скопившийся мусор. Был июль, жара. Он разделся догола. Начал пол мыть. А у него был сиамский кот, о котором он совершенно забыл в запое и который питался все это время, вылизывая консервные банки от закуски. Он сидел на шкафу и смотрел, как голый Коля ползает с тряпкой на четвереньках. Что-то, видимо, коту не понравилось, потому что он спрыгнул вдруг со шкафа и вцепился балеруну в одно место. Коля взвыл, отпрянул и влепился башкой в батарею. Истекая кровью, позвонил в «скорую» и прошептал: – Дом Большого театра. Квартира такая-то. Умираю».
Приехали врачи, увидели худое двухметровое тело на полу в грязи и крови. Когда санитары несли его по лестнице на носилках, Иван Иванович открыл глаза, и пожилая докторша спросила: – Что с вами?» Он ответил правду: «Кот в яйца вцепился». Санитары заржали и выронили носилки – он сломал ключицу.
Все-таки довезли его до Склифосовского, положили. На следующий день приезжает жена, видит, в каком состоянии квартира: «Так я и знала – пьянка, бабы». И в заведенном состоянии влетает в палату больницы. Коля, весь забинтованный, загипсованный, протянул к ней ручки, а она с размаху ахнула сумкой ему по башке, забыв, что в сумке лежала стеклянная бутылка с пепси-колой. Проломила мужу височную кость, и ему делали трепанацию черепа.
Читать дальше