Елена Солнцева: Апгрейд

Казённый дом, он и есть казённый дом, бюрократические препоны не перепрыгнуть, несмотря на то, что учреждение с претензией на элитарность. Elite в переводе с французского означает лучшее, отборное, – это концепция необходимости разделения общества на элиту и массу. Где-то я читала, что согласно этой концепции отсутствие такого разделения – признак неразвитости общества. Элитаризм – это отделение лучшего от худшего. Ну вот, в этой клинике отделение лучшего от худшего было на лицо – в виде красоток администраторш, прошедших, наверно, конкурс красоты, чтобы вступить в эту должность. Перед ними оробела не только я, но и мой муж, хотя, безусловно, заметить это могла лишь я. Но всё же я бы предпочла попасть в клинику через более тёплые руки. Перемахнуть эти ледяные глыбы с морозными улыбками было необходимо, тем более оформительский этап никто в мире ещё не отменял. Всё в мире стоит на бюрократии. А она тоже, наверно, бывает элитная, как в моём случае, – элитная клиника, элитный интерьер, элитная регистратура. До врачей бы элитных добраться. Ну, кажется, оформились. Ну и где же мой stationer, где почивать буду?

Муж меня проводил в номер. Именно так здесь было принято называть палаты, дабы лишний раз не напоминать пациентам статус учреждения. Хотя медицинские ароматы пронизывали всё здесь, включая и номера-палаты. Так что всякие псевдоделикатные ухищрения были лишь примитивным коммерческим ходом. «У нас пациенты размещаются в номерах» – информация на сайте клиники. «Хрен редьки не слаще», – как говорят не в элите, а в массах. Номер это или палата, одним слово, всё равно stationer. Лежи, ведь так и говорят при госпитализации, что мы вас положим. Так что переход из homo sapiens ходячего в лежачего происходит лёгким росчерком пера. Ну а там, а там уж, как жизнь сложится.

Номер был одноместным, как предусматривали условия страховки. В комнате было светло, чисто, даже как-то благообразно. Но для получения благодати, так сказать, мы видели в холле походную часовню, элитарность заведения предполагала и такую сферу услуг. Сразу оставлять меня одну в этом стерильном мире муж не отважился. Так что мы вместе разобрали мой нехитрый скарб, все эти мелочи для комфортного пребывания вдали от дома. Немного ещё посидели, помолчали, так как говорить не хотелось. Беспредметно – о чём-либо – не было желания, а то, о чём и хотелось поговорить, – ещё не было предметности для обсуждения. Молчать дальше было утомительно. Успокоительные беседы ни к чему, как только к моей слезливой реакции, привести не могли бы.

– Ну, вот и ладно, устроилась. А теперь уходи. Будем на связи, – обняв мужа, я легонько подтолкнула его к двери. Он воспринял это с облегчением, наверно, stationer на здорового человека влияет не очень благотворно.

– Да, да, будем на связи, – ещё раз крепко обняв меня, он сказал, наверно, первое, что пришло ему на ум в этой ситуации: – Но паса ран! – и в полуизгибе руки сжал кулак.

Н-да, ну очень революционно. Лучше бы сказал «рот фронт» в знак солидарности со мной. Я ухмыльнулась и закрыла за ним дверь. «Но паса ран» означает «они не пройдут». Кто не пройдёт? Ах, непонятно. Да он и сам не понял, к чему это произнёс. Просто, ну что скажешь в такой ситуации. Растерялся.

Проводив Алекса, я села на край кровати, медленно обвела комнату глазами. Здесь было всё, что необходимо человеку для существования, – стол, стул, телевизор и холодильник, наверно, элитное. Но всё было стерильно белым. Грустно, ох, как грустно. И когда мои глаза наткнулись на дверь, тоже белую, то волна жалости накатила с воспоминанием старого стихотворения Эдуарда Багрицкого: «Валя, Валентина, что с тобой теперь? Белая палата, крашеная дверь…» Я разревелась. Что со мной теперь? И что будет потом? И в этот день никому до меня не было дела. Существование другого реального мира нарисовалось только к вечеру в виде необъятной дежурной медсестры. Как она прошла конкурс красоты в это учреждение? Загадка. Надежда на то, что всё же сюда персонал набирают и по профессиональным навыкам, затеплилась во мне. Она проскользнула ко мне, как фантом, не слышно. Задремав от усталости, и, скорее всего, организм отключился, взял себе передышку в процессе нервного моего состояния, я очнулась от нависшего надо мной белого облака.

– Новенькая? – разглядывая меня в упор, произнесла она.

«Кто на новенького?» – почему-то послышалось мне, и дальше на ум пришла детская считалочка: «Будем резать, будем бить, всё равно тебе… Господи, что мне, что мне… Всё равно мне? Нет, мне, ой, как всё не всё равно».