Всё же это здорово, что мы переплыли реку, сразу отделившую нас от зоны, и уходили всё дальше в нетронутую человеком дикую сторону.
Ближе к полудню Пётр начал отставать; не было у него того спецназовского опыта марш-бросков и другой более чем жёсткой боевой подготовки, которую в своё время довелось испытать мне лично, и это сказывалось при всей его напористости. После окончания финансового вуза армейскую службу он первое время отбывал в научной роте, после чего помогал в бухгалтерском учёте канцеляристам своей воинской части; короче, сидячая работа, размягчающая и обессиливающая тело.
Я навьючил его рюкзак на себя, и он пошёл налегке с одним лишь ружьём.
К ночи, по моим прикидкам, оставили за собой километров шестьдесят.
У тихого неширокого ручья развели костёр и сварили овсяную кашу, заправив её мелко нарезанными кусочками сушёного мяса. Перед едой налили по немного спирта в кружки, разбавили водой и выпили. В основном всё молча, понимая друг друга без слов.
Опрокинув в себя дозу алкоголя, я замер на несколько секунд, проникаясь блаженным теплом, растекавшимся по животу и всему телу, затем рассмеялся и, выдавая хриплые ноты, не пропел, а прорыкал:
Мы теперь на свободе, о которой мечтали,
О которой так много в лагерях говорят;
Перед нами раскрыты необъятные дали,
Нас теперь не настигнет автомата заряд.
– Слышишь, Петро, мы теперь на свободе! Ух, дьявольщина, как обалденно быть вольным человеком – иди куда хочешь, когда хочешь, ха-ха-ха! И не оглядывайся на конвоира, потому что его нет за твоей спиной.
Он ответил мне понимающим взглядом, оживившимся после спирта, и мы рассмеялись уже вдвоём – напряжённо и зло; случись что, за обретённую волю у обоих была готовность сражаться до последнего. В руках моего товарища – колгоновское ружьё, у меня – пистолет Христофорова; стволы придавали уверенности.
– Как думаешь, нас ищут? – спросил Пётр.
– Конечно, – ответил я, – всю округу, поди, обшарили.
– С овчарками, пожалуй.
– И с ними. Но после такого дождя толку-то от собак!
Покончив с трапезой, нарубили лапника, постелили на него палатку, улеглись и тут же провалились в глубокий сон.
На следующий день прошли ещё километров шестьдесят, а пожалуй, и больше. Опять же на восток. Шли, не жалея себя. Случалось, падали, и вроде уже не было сил встать, но мы вставали и с прежним упорством двигались всё дальше. И наконец вступили в сильно расчленённый горный массив с крутыми обрывами и во многих местах ровными, как бы столовыми возвышенностями.
На четвёртый день повернули на юг. Ещё двумя днями позже взяли направление на юго-запад, всё больше принимая в сторону Енисея.
Пётр быстро втянулся в тяготы пути и с утра до вечера весь свой груз уже нёс на себе. Карта местности, сложенная в несколько раз, находилась у него в рюкзаке. На привалах он доставал её, разворачивал, вглядывался в условные изображения и говорил одно и то же:
– Знаешь, где мы теперь?
– Примерно знаю, – отвечал я и указывал предположительное место.
Первые дни мы двигались по югу-западу Путораны.
Путорана – это базальтовое плато Восточной Сибири, у Северного полярного круга, практически не тронутая человеческой цивилизацией область. В общем, затерянный мир с плоскими горами, ущельями и бездонными озёрами, где в долинах – настоящая тайга с елями и лиственницами, похожая на ту, которую мы, зэки, вырубали уже не один год, а на возвышенностях – тундра и ступенчатые каменные россыпи. Иногда наш путь пролегал и по верху, и тогда мы шли волнистым тундровым краем, цветущим в то время года и перемежаемым камнями.
К счастью, нам довелось пройти лишь краешек этого безлюдного плоскогорья; основной массив его, во многих местах непроходимый, простирался далеко на северо-восток.
Но вот горы пошли на убыль, расширились участки равнинной тайги, и Пётр довольно категорично заявил:
– Путорана осталось северней. Теперь, друг мой любезный, мы уже вот где…
Тыча пальцем в карту, он начал объяснять мне, как, по каким ландшафтным ориентирам ему удаётся достаточно точно определять наше местонахождение. Только я и без него знал приблизительные координаты – благодаря армейской выучке.
Несколько раз мы выходили к самому Енисею и пополняли продовольствие рыбной ловлей. На ночлег выбирали место в глухом лесу возле какого-нибудь ручья или озера, на худой конец – у достаточно обширной лужи, варили уху и, поужинав, сразу ложились спать.
Читать дальше