Леонид Левинзон - Акакий Акакиевич

– И когда-нибудь по переулкам ты пройдёшь, болтая про любовь…

При слове «любовь» Сергей сильно трясёт гитару, чтобы звук получился жалобнее и протяжнее. Звук получается.

Час ночи, два часа ночи, Толик ушёл.

– Серый, а кто тебе из наших девочек нравится?

– А тебе?

– Да никто! Машка зубрилка, Катю, Иру и Тоню вообще не видно, Надька двинутая. Оля ничего! Но что-то я её совсем не пойму…

Сергей молчит, потом тихо отвечает:

– Надя очень умная. И вообще, давай спать.

А утром, как в расплату за тёплый вечер, гололёд и холод. Выпавшую мокрую кашу подморозило, скользко, на остановке уже толпа, вдруг там кто-то падает, и люди рассыпаются, будто пластмассовые фигурки. Добрались – сразу автобус! Идёт необычно медленно, остановился, но корпус всё равно развернуло.

– Смотри, Серый, – говорит Мишка, – как надо входить!

Проталкивает в первые ряды на вытянутой руке портфель и держит. Дверца автобуса открывается, толпа качается в едином порыве, портфель резко дёргает, Мишку тараном волочит к открытой двери, но вдруг ручка отрывается и хитреца отбрасывает назад, Сергей сгибается от хохота, автобус уезжает. На игриво блестящем под лучами солнца льду пуговицы, смятая пачка сигарет и сиротливо валяющийся портфель.

– Да ну, Серый, брось, это только сегодня, ведь всегда получалось…

Клёпин занялся карате и приходит на занятия с побитой мордой. Всем хвастается:

– Это не просто карате, а стиль «шотокан»!

– Ну и чем же он отличается, этот стиль? – полюбопытствовал Мишка.

– Отточенной техникой, лёгкостью и быстротой перемещений, – заученно ответил Колька. – Смотрите!

Колька поставил за спиной стул и что есть силы прыгнул назад. Упал.

– Лучше бы ты почаще учебник открывал! – посоветовала Маша Бододкина.

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – поднимаясь с пола, в ответ задумчиво спросил её каратист. – А? Я тебя спрашиваю, дочь ошибок трудных?

– Что-что? – у Маши заалели красные пятна на скулах.

– Мишка!

– Ну?

– Вроде уши мы ещё не проходили?

– Фанера ты трёхслойная как был, так и остался! – выпалила Маша. – И не подходи ко мне больше списывать, вот получишь! – показала крепкую розовую фигу с обгрызенным ногтем.

Клёпин открыл рот, зашёл преподаватель, Клёпин быстро сел и прошептал Мишке:

– Я видел, у тебя в сумке ватрушка.

– Ну и что?

– Дай взаймы.

– Я тоже хочу карате заниматься.

Клёпин подумал. Получил ватрушку, закрываясь рукой, откусил и пробормотал набитым ртом:

– Глупый ты ещё, нельзя тебе.

– Ах ты гад! – разозлился Мишка. – Значит, как ватрушку, значит… Отдавай!

– Поздно.

– Отдавай половину! Может, я тоже есть хочу.

– Я уже откусил. Вот, смотри…

– Всё, не садись со мною больше!

– А с кем мне садиться, с мадемуазелью Бододкиной?

– С ней и садись.

Клёпин посуровел:

– Маваси хочешь?

– Я тебе сейчас сам как дам!

– Да ну? Мишка, пойми, я ведь из добрых побуждений, ведь кто, как не я, тебя жизни учить будет? Доверчив ты, товарищ, а жизнь, понимаешь, непроста.

– Гад!

– Ну вы там, Кац, Клёпин! – подал голос биохимик Пеличко, получивший кличку «Лысый пряник». – Может, хватит?

Колька состроил умильное лицо и с жаждущим знаний выражением уставился вперёд.

– Да, кстати, – он вспомнил на перерыве, – где Ира? Её вроде уже два дня нет?

– Болеет, – сказала Надя.

– Да? Так у неё климакс?

– Ты что себе позволяешь? – возмутилась голубоглазая Ольга.

– А что? Подумаешь, климакс.

– Она только вступила на дорогу потерь, – внушительно говорит Сергей.

Вдруг взрыв. Это Надя взяла с подоконника горшок с цветком и со всей силы грохнула о пол. Все молчат. Красная, как огонь, Надя с бешено сверкающими глазами заикается:

– Ты… ы… ы… Я думала… А ты такой же, как все!

Опрометью выбегает.

Сергей встаёт. Топчется.

– Уберу, – с трудом выталкивает из себя.

Именно на втором курсе Мишка по-настоящему открыл для себя театр. Но не просто театр, а Большой драматический имени Горького. Началось всё с «Истории лошади», где Евгений Лебедев играл великолепного иноходца, а Олег Басилашвили – его блестящего, надменного хозяина. Оба были озарены таким бездумным счастьем молодости, что захватывало сердце. Спектакль на всю жизнь остался в памяти, хотя в тот вечер Мишка ничего не понял – ну спектакль, ну хороший. Посмотрел, вышел – холод, снег, смазанные огни, застывшая болотная свежесть гигантского города. Запрыгнул в полупустой троллейбус, сел возле замороженного окна, подышал в него, приставил ладонь и в оттаявший отпечаток начал смотреть на проносящийся мимо ночной Невский. В дальнейшем Мишка ходил в этот театр, как к друзьям. Тебя ждут – в прихожей свет, в кухне звяканье посуды. Стряхиваешь снег с обуви, вешаешь пальто, устраиваешься поближе к горячей батарее, негромкий разговор, но тише! Раздвигается занавес, и появляется мистер Пиквик.