Сергей Калинин - Последний выключает свет

– Как детям в глаза смотреть будем? – Хомутовский вдруг взглянул жестко, и стало понятно, что это не блажь неисправимого романтика. – Вы понимаете, что сейчас решается судьба страны? Вы понимаете, что тот выбор, который мы делаем – это наше будущее?

– Надеетесь, что свалите меня? – ректор бросил зло, словно ожидая вопрос. – Не дождетесь.

– Не мы свалим, так сами себя сожрете, – Хомутовский направился к двери. – Я уволен? – Он вдруг остановился.

– Удивительная догадливость, – ректор уже не смотрел в сторону преподавателя.

– Тогда и я, пожалуй, пойду, – Гурвицу показалось, что это не его голос, и не он сейчас встал с места, направляясь за старым другом.

Они шли к выходу в полной тишине, и звук шагов казался слишком громким. Не оборачиваясь, затаив дыхание и не веря в происходящее, Гурвиц чувствовал плечо товарища, и казалось, что это всего лишь студенческий капустник, который вот-вот завершится громом смеха. Но громким выстрелом захлопнулась дверь за их спинами, и только на коридоре они взглянули друг на друга недоуменно и, словно только сегодня узнали, кто же они есть.

– Ты как? – Хомутовский, казалось, держался на остатках адреналина.

– А ты?

– Я жену похоронил, дочка замуж за немца вышла, уехала. Мне уже все равно. Ты чего?

– А я думал, ты что-то знаешь и боялся, что без меня в новом мире будет скучно, – Гурвиц вдруг понял, что все решилось само по себе. – Да не знаю, чего встал. Сам в шоке.

Они прошли на кафедру. Осталось собрать вещи.

– Эх, Миша, вот и прошла жизнь. Что делать сейчас? – Хомутовский обернулся.

– Я вообще-то думал, что у тебя план есть? – Гурвиц не переставал удивляться. – Ты никогда не был человеком, который сначала делает, потом разбирается.

– Все бывает впервые.

– Когда похороны были? – вдруг в голову пришла мысль, что о смерти Зои он ничего и не знал.

– Три дня как.

– Я на больничном был, – Гурвиц понимал всю глупость оправданий, но не удержался. – Чего не позвонил?

– Не знаю. Не до того было. Да и какая разница.

– Понятно. Пошли? – Гурвиц осмотрелся.

Они собрали нехитрые вещи, которые оставлять не имело смысла. Собственно, сам набор личных вещей состоял из чашки, пачки чая и пары книг, которые было жалко выбросить.

– Нас по статье или заявление писать придется еще? – Хомутовский оглянулся, и задумчиво замер у окна.

– Не знаю. Потом скажет кто-нибудь. Давай быстрее свалим. Сам понимаешь, наш козел решений не меняет, и прощения просить не придется, – хотелось сбежать, пока не вернутся остальные, и они вышли на коридор.

Фамилии тех, кто был отчислен ранее, уже разлетелись по институту, и они внезапно стали героями. Еще бы, люди пострадали за свободу, первыми вышли на амбразуры и теперь под аплодисменты и одобрительные возгласы студентов пожинали внезапную славу, еще не понимая, что делать и как жить дальше. Гурвиц и Хомутовский, словно две тени проскользнули мимо разгоряченной молодежи, обескураженные и опустошенные.

– Совесть, конечно, чище стала, – Хомутовский нарушил молчание, когда они вышли на улицу, – но на душе мрак. Давненько так тошно не было.

– В наш? – Гурвиц кивнул в сторону бара, куда иногда они захаживали.

– Пошли. Теперь можно.

Солнечный, сентябрьский день. Двое интеллигентного вида мужчин в возрасте неторопливо вошли в небольшое кафе, спрятанное во дворах. Сюда редко забредали случайные прохожие, но в университете об этом заведении знали все. Здесь собирались студенты, прогуливающие пары, сюда заходили вечерком преподаватели, пропустить рюмочку другую после работы, здесь праздновали дни рождения и отмечали корпоративы.

– Бог мой, сколько лет, – Хомутовский обвел взглядом полупустой зал. – Помнишь, как диссертацию мою замачивали здесь?

– Ты про «сколько лет» что имел ввиду? – Гурвиц пробежал глазами по меню. – Что мы старые, или что давно сюда не заходили?

– И то, и другое. Возьмем водки?

– Не рано?

– Какая разница?

– Ты прав. Сегодня никакой. И даже без разницы, если нас увидят студенты, – Гурвиц вдруг подумал, что все страхи, которые столько лет в нем жили, вдруг перестали иметь значение. – Слушай, тебе не кажется, что решив одну проблему, нам придется решать другую. Причем, сложнее. Ты что делать думаешь?

– Не знаю пока. Может, репетиторством заняться. Или, во! – Хомутовский радостно воскликнул. – А давай студентам за деньги задачи решать.

– Отличная идея, – Гурвиц оторопело смотрел на внезапно ожившего товарища. – Это прямо перелом в карьере.