Сергей Калинин - Все, что останется

Он привычно остановился, не доходя до подъезда метров двадцать. Внимательно осмотрелся и сделал вид, что что-то ищет в большом черном пакете. Здесь его не могли видеть из окон старого пятиэтажного дома, зато ему открывался отличный обзор. Убедившись, что поводов для беспокойства нет, быстро натянул куртку с крупной и непонятной надписью «Ремжилстрой», которую с месяц назад стянул на стройке. Перекинул через плечо сумку, найденную там же и очень похожую на те, которые носят с собой ремонтники и представители коммунальных служб. Теперь он мог быть электриком, сантехником и еще бог знает кем. Осторожность и внимательность уже давно стали основой его жизни. Тем более сейчас, когда все выглядело слишком хорошо, совсем не хотелось спугнуть удачу банальной торопливостью или самоуверенностью. Быстрым шагом пройдя к подъезду, набрал код и почти бесшумно, вжав голову и затаив дыхание, взбежал на последний этаж, миновав который оказался у двери, ведущей на чердак. Не прошло и минуты, и замок уже защелкнулся за спиной. Какой замечательный человек придумал двери, сваренные из арматуры! Мало того, что она давала возможность оценить ситуацию, так еще и замок можно было повесить, находясь с любой стороны. Уже давно он смазал все петли, и самым громким казался стук сердца.

Здесь он хорошо ориентировался и даже в полной темноте уверенно прошел в дальний угол, где находилась его комната, как иронично окрестил он небрежно сброшенные, на первый взгляд, листы пенопласта. Самый ответственный отрезок был позади. В оборудованном со знанием дела тайнике хранилось все нехитрое имущество. Накинул провода, тусклая лампочка осветила лишь небольшой угол, и опустил кипятильник, состоящий из двух лезвий, разделенных парой спичек, в пол-литровую банку. Вода закипала быстро, и он, уже расслабившись, наблюдал за растущим вулканчиком пузырьков, стремительно поднимающихся к поверхности.

Сколько пришлось поскитаться, пока он нашел это место. Борьба за теплый угол, защищенный от дождя и ветра, была нешуточная. Потерять такое пристанище – значит, снова обрекать себя на толкотню в грязных подвалах и ночевки под теплотрассами в кругу совсем не гостеприимных товарищей по несчастью. Потому и принимались все меры предосторожности, чтобы ни коллеги-бродяги, ни жильцы подъезда, ни домоуправление, не дай бог, не раскрыли его тайное жилище, ставшее поистине спасением.

Ему несказанно повезло. Пьяный жилец, которого он однажды пожалел и дотащил до дома, рассказал об этом подъезде. Из двадцати квартир сдавалось в аренду шестнадцать. Никто никого не знал, лица менялись. Пришлось потратить немало сил и нервов, прежде чем удалось перетащить сюда матрас и небольшой арсенал вещей, собранных где попало. Был даже утюг, который он нашел в мусорном баке и смог отремонтировать. Впрочем, покупать предметы домашнего уюта не приходилось уже слишком давно. Все было найдено или просто «подобрано», когда нерадивые хозяева забывали о банальной осторожности и внимательности. Да и само понятие уюта изменилось до неузнаваемости. Была крыша, было тепло, была даже вода. На одной из труб он нашел кран, установленный непонятно для чего. Все это казалось сказкой. Однажды даже мелькнула мысль о счастье.

Горячий чай с самым дешевым батоном и что-то по виду напоминающее сосиску, вкус которой понять было совершенно невозможно. К гурманам он не относился даже в то счастливое время, когда о жизни бомжей знал только из газет, да и то был убежден, что в его стране, великой и могучей, это явление отсутствует. Сейчас уже просто наличие еды воспринималось как праздник.

Почти полгода жил он на этом чердаке. Наконец, удалось привести себя в хоть какой-то порядок, и уже не так сильно напоминал он «лицо без определенного места жительства». При беглом взгляде больше походил на работягу с маленькой зарплатой, не очень ухоженного, но еще не опустившегося окончательно. Ему было пятьдесят два. Странно, но выглядел он моложе. Последние два десятка лет совсем не должны были способствовать этому обстоятельству. Его нельзя было назвать худым. Скорее, жилистым. Внешне спокойное лицо с выразительными чертами. Эх, ведь было время, когда его считали красавчиком и баловнем судьбы. В теперь уже далеком прошлом он пытался представлять себе этот возраст. Тогда все виделось подругому и казалось почти фантастикой. Он думал, что к пятидесяти добьется успеха, будет наслаждаться общением с внуками, баловать их и радоваться счастью детей, помогая изо всех сил. Представить себя на чердаке старой «хрущевки» в одиночестве, скрывающего существование и избегающего людей не смог бы даже самый невероятный пессимист, а уж сам он себя таковым не считал никогда.