Андрей Дербенев - Золото Югыд ва. Уральские рассказы

Бабушка Аньы стояла к нам спиной. Она передвигалась вдоль стола, локти её суетились.

– Бабуля! – снова окликнула её внучка.

Бабушка повернулась и всплеснула руками так, что мука поднялась облачком.

– Пичи… – Она протянула руки, чтобы обнять внучку.

– Бабушка, я не одна. Это Даня, он работает в Доме отдыха аниматором.

– Кем?

– Гостей развлекает.

– Здравствуйте! – Я включил диктофон в кармане. Я почти всё записываю, чтобы потом по звукам восстановить картинку.

– Здравствуй. – Бабушка схватила меня мучными руками за шею и поцеловала в щёку.

– Ой, – рассмеялась Зарина. Я смутился.

Пичи прошла к столу.

– Стряпаешь? – спросила она.

– Стря-я-я-я-паю, – протянула бабушка. – Подождёте немного – перепечами угощу.

Бабушка Аньы вернулась к стряпне. Я огляделся. Стол занимал почти всю комнату. Скатерть сдёрнута в сторону, на доске в кучках муки – тесто, а в корыте для сечки – начинка. Бабушка Аньы ловко щипала перепечи, закладывала в них начинку. Перепечи мне напомнили цветок.

Слева от стола стоял стул, накрытый вытканным вкруговую ковриком, такие же коврики лежали на скамье. Окна прикрыты занавесками с вышивкой, за наличники зацеплены перевёрнутые снопы трав. Среди них я узнал жёлтые цветки.

– Это что за цветы?

– А, эти? Это горицвет.

– От чего лечат?

– От сердечных болезней.

Я переглянулся с Зариной; она улыбнулась и пожала плечами.

Горицвет. В названии цветка слышались мне слова «гореть» и «горе».

– Ну, что там нового, в вашем Доме отдыха? – спросила бабушка свою Пичи.

– Да так… Булат опять на территорию заходил, с друзьями на берегу мясо жарили.

– Так он эту речку считает своей, и заборы ему нипочём, – оправдывала Булата бабушка.

– Нравится у нас? – спросила меня бабушка.

– Да… Красиво, и жизнь чувствуется. Живая у вас деревня, – ответил я.

Бабушка Аньы на моих словах замерла на мгновение, потом продолжила стряпню.

– Живы, дай Бог.

– Я сейчас! – Пичи выскользнула из двери, и я увидел в окно, как она поднимает над головой телефон – связь ловит.

– Не всегда так было, – сказала бабушка Аньы. – Мама рассказывала, что полдеревни умерло.

– Болезнь или голод?..

– И то, и другое было. Мор прошёл, некоторые семьи все выкосило. Мама меня спасла – ушла из деревни ночью через лес. Речку переплыла и ушла. А на дороге и у брода посты были, солдаты никого не выпускали. Через год вернулись в остывший дом.

– А кто пещеру взорвал?

– Взорвали, да… Но я не помню, совсем маленькая была. Мне только мама рассказывала… Что, ами… амиматорам-то много платят? – не из любопытства, а чтобы перевести тему разговора, спросила бабушка Аньы про мою зарплату.

– Нормально. Решил подработать летом.

– Ты, если что про пещеру узнать хочешь, сходи к нашему старосте – он у нас за краеведа. А меня не расспрашивай, память стала подводить. Говорят про клад, но клада того никто не видел. Не ищу я клады, ненадёжное это богатство.

– А правда, что вы ни с кем никогда не ссорились?

– Пожалуй, так. Может, повода не было, вот и не ссорилась, – засмеялась бабушка Аньы. – А был бы повод, я бы ух…

Со старостой я не мог встретиться неделю. Управляющий требовал выполнять распорядок и развлекать гостей. Я бегал с ними в мешках, скакал через обруч, раздавал и собирал настольные игры и книги, играл на гитаре, пел песни у костра, проводил викторины знатоков и конкурсы талантов. Вечера разрывались фальшивоголосьем караоке.

Но даже когда я встретился со старостой, разговоры с ним не продвинули меня по делу. Он рассказывал мне о том, что я уже знал: что село основано после 1920 года как хутор и что в нём было всего четыре двора переселённых на земли башкир удмуртских крестьян, что в 1939 году деревню стали называть Красной горкой, а с 1950-х – посёлком при Доме отдыха отличившихся горняков.

Про пещеру он рассказывал старые легенды о пугачёвских кладах. Но белым пятном в его рассказах оставался год, когда пещеру взорвали. Как будто он что-то недоговаривал. Присматривался ко мне, изучал, не доверял.

Тайна взорванной пещеры меня по-настоящему заинтересовала. Я сидел в беседке и пытался понять, с кем мог бы ещё поговорить. Пожилые жители деревни в 30-х годах были детьми, что-то им могли рассказать родители, но полагаться на их память не стоило.

– Пичи! – окликнул я Зарину. Девушка спускалась с крыльца и чуть не оступилась.

– Э… Неожиданно!.. – крикнула она в ответ. – Меня ж так только бабушка называет.