Надежда Нелидова - Декабристка

На ней распахнутая драгоценная шубка. В худых, унизанных бриллиантами пальцах она держит сигарету. В ушах посверкивают бриллианты величиной с яйцо. Прищуренные льдистые глаза мерцают сквозь синий табачный дым. Глядя на нее, трепещут матёрые бандиты… Ах! Недосягаемый идеал, хрустальная мечта современных девчонок!

А в Грушкин рассказ снова плюнули, будто в тлеющий уголёк. Не успев сказочно разгореться, расцвести, он зашипел и погас. Нет, ну что вокруг за скучные люди, никакой романтики?!

… – Прямо укокошила бы эту бабулю на месте. Теперь понимаю, что значит «совершить убийство в состоянии аффекта». Значит, начинает выгружать на кассе полную тележку. И пошло-поехало. Вдруг выясняется, что ей были нужны консервы не в томате, а в масле (кассир бежит в торговый зал менять). Что банан не взвешен – кассир бежит взвешивать. Что раздумала брать кулёк с ирисками, а хочет наоборот с «прозрачненькими» – кассир бежит возвращать.

И последний аккорд: та-дам! – бабуля вытаскивает из тележки стопку копеечных пластиковых крышечек, а из сумки – заготовленную литровую банку. И начинает… на горлышко их не спеша по очереди мерить! А крышек у неё набрано штук пятьдесят, неизвестно для каких целей. И не все подходят: ей надо, «штобы лёгонько, но плотненько».

То и дело откладывает и просит обменять: «Тута пятнышко. Энта не шибко беленька. Энта кривенька. Энта тугенька». Касса работает одна, накопилась длинная, медленно закипающая очередь. Кассир шипит: «У меня уже вбиты её продукты, куда я их дену?»

А бабуле хоть бы хны, она, по ходу, ловит от этого кайф. Я слушаю Галу и на ум приходит прелестная сценка из «Серой мыши» Виля Липатова:

«– Полкило конфет-подушечек, триста грамм мырмеладу, полкило соевых… Пожалуйста, не забудьте, Поля, чтобы мырмелад шёл на вес целенький… Мой не любит, если половинки!

Потом Варфоломеиха стала брать развесную халву, манную крупу, геркулес в пачках, сахар-песок и муку… Руки продавщицы не брали товар, а хватали, не клали хлеб на весы, а швыряли, не снимали товар с весов, злобно сдёргивали. Глаза у продавщицы Поли были постно опущены.

…Не изменив выражения лица, она закричала так громко и визгливо, что зазвенело в ушах: «Сами не знают, кого брать: то ей крупу, то ей мырмеладу, то ещё каку холеру!… Сумки животом к прилавку прижимают да по четыре веса берут, чтобы я хворобой изошла!»

Но это было советское сельпо, где продавец властвовал семо и овамо. Нынче терпи и приветливо улыбайся.

Тем временем божий одуванчик наращивает очередь на полмагазина, доводит её до тихого каления, а кассира до полуобморочного состояния – и удаляется. Причём до того стояла едва живая, будто из последних сил. А из магазина, бойко прихватив свою пудовую сумку, выскакивает как молоденькая.

Очередь дружно облегчённо выдыхает. Бледная кассир бросает в рот таблеточку, запивает из водой из полторашки. Кивает в сторону умчавшейся бабки:

– Думаете, сколько ей лет?

– Семьдесят, – нехотя, утомлённо гадает вялая очередь. – Шестьдесят пять…

– Под девяносто! Я сюда после училища девчонкой пришла, она примерно такая была. Нисколечко не меняется.

– Вампирша, – уверенно заключает Светка, выслушав Галин рассказ о её сегодняшнем походе в магазин. – Солнечные вампиры выводят из себя окружающих, открывают их чакры и сосут энергию. Тем живут. Громче скандал – обильнее источник энергии. Это для них как питательная капельница с глюкозой. А ещё есть лунные вампиры: эти ноют, жалуются, всю душу вытягивают. Поговоришь с таким – и уходишь обессиленный. А они тащатся новую жертву высматривать.

Сегодня Крещенский вечерок, тот самый, в который девушки гадают и таинственно шушукаются о всякой чертовщине. Гала вспоминает начальника Водоканала, с которым контачила по работе тридцать лет назад. Так что вы думаете? У Галы, строго соблюдающей ЗОЖ, последние десятилетия безжалостно наложили на лицо все их перипетии. Недавно встречает начальника – всё то же тугое, яйцевидное, розовое, младенчески безмятежное лицо. Юноша, больше тридцати не дашь.

Я предполагаю: возможно, он вёл чистую и светлую, безгрешную жизнь? Ни одной чёрной мысли в голове, на сердце святость, тишь, гладь да божья благодать? Галка обижается:

– Ты на что намекаешь? Что я вела неправедную жизнь? Мухи не обидела, в жизни чужой копеечки не брала! А его из Водоканала уволили громко, за крупные махинации! Всю жизнь скачет по начальническим должностям, всюду за ним тянется шлейф грязных делишек. Скольких людей он кинул, сколько из-за него с инфарктами слегло, на кладбище под крестами лежат…